Я наконец выхожу замуж.
Когда я сказала об этом матери, всё уже было почти решено, и даже можно было бы упрекнуть меня, что сообщила слишком поздно. Она, как всегда, нашла к чему придраться. Моя мать из тех женщин, что, увидев на дочери платье за триста юаней, непременно скажут, будто на рынке точно такое же стоит девятнадцать. Деньги ведь не её, но представить, каково жить под её рукой, всё равно невозможно.
Она оглядела меня с головы до ног, словно перед ней стояла не дочь, а чужая женщина. Спросила, избегая прямоты:
— Это у тебя на шее подвеска из нефрита?
— Да.
— Сколько стоит? — её взгляд был холоден и презрителен.
— Несколько сотен.
Редко когда дочь может смотреть на мать свысока, но я именно так и чувствовала.
Она была недовольна не тем, что я выхожу замуж, а тем, что Хэ Дэчжан не прислал четырёх положенных свадебных даров, не явился с барабанами и грохотом, как подобает жениху. Она ждала этого дня долго, а когда он настал, всё оказалось слишком тихо, и её охватило разочарование.
— Стекляшка, — сказала она, — разве может стоить таких денег? Какая разница, подлинная или нет?
Я улыбнулась. Когда ложное принимают за истинное, а истинное за ложное, она, конечно, не в силах различить.
— Когда свадьба?
— Скоро, — ответила я. — Тогда и сообщу тебе.
— Теперь всё по‑новому, — сказала она. — Жениху и не обязательно навещать родителей невесты.
— Он придёт.
— Делай, как знаешь. Только потом сама и отвечай за всё.
Я вдруг повернулась к ней:
— А за все эти годы хоть раз ты отвечала за меня? Хоть на малую долю?
И ушла.
Мы с Ланьсинь встретились в кофейне. Я смеялась:
— Думаю, сходить к гадалке, узнать судьбу. Теперь, когда удалось сэкономить, куплю себе нефритовую подвеску.
— Цвет чудесный, — сказала она, — и ты сама выглядишь прекрасно.
— А ты разве нет?
— Совсем иначе, — горько усмехнулась Ланьсинь. — Теперь моя дорога туманна. С Лин Икаем каждый шаг — как по тонкому льду. Какая уж тут свобода? Он человек ветреный, если бы это слово можно было применить к мужчине. Выйдя за него, я отдам ему не только силы и душу, но и жалованье. Ты, Цяо, не говоришь, но ведь жаль тебе меня, правда?
— Тогда зачем выходишь?
— А что мне остаётся? — вздохнула она. — Каждые выходные сижу дома, не зная, куда себя деть. Я обычная женщина: приходит возраст — пора замуж, пора родить. Я люблю его, и, когда появятся дети, между нами всё равно будет какая‑то привязанность. Два дохода на одно хозяйство — жить можно. Так и пройдёт жизнь. Что же, чудеса выдумывать?
Я молчала, глядя в чашку.
— Женщина, даже если она — пион, без зелёных листьев выглядит жалко, — сказала Ланьсинь, улыбаясь. — Не думай, будто я смирилась и опустилась. Девять из десяти женщин идут этой дорогой, и в ней тоже есть своя радость. Через пятнадцать лет жена играет в маджонг, муж пьёт чай с секретаршей, сын женится, и всё продолжается. Солнце ведь одинаково светит на всех. Цяо, я всегда боялась, что ты слишком горда, и потому не найдёшь счастья. Теперь и этого не боюсь.
Ланьсинь всегда была разумной. Но что толку в прозорливости, если всё равно идёшь туда, куда ведёт судьба?
Она вышла замуж.
И я тоже решила выйти.
В тот день свадебное платье прибыло из Лондона. Я примеряла его дома, прижимала к лицу лёгкие слои фаты и вдруг вспомнила миссис Фросе. Непременно надо показать ей это чудо. Или сначала показать Дэчжану?
Сколько лет я любовалась витринами с белыми шляпками невест, и вот теперь могу надеть одну из них.
Что он скажет? «Прекрасно, я люблю, когда ты в белом. Невеста должна быть в белом». Или: «Ты наконец перестала мучиться тем, что это мой второй брак?» А может, отпустит какую‑нибудь язвительную шутку.
Я улыбнулась.
Машина остановилась у его дома. Служанка открыла дверь.
— Господина нет, — сказала она. — Но есть гостья, ждёт его.
— Он в конторе? — я вошла, держа коробку с платьем.
— Гостья сказала, что подождёт.
— Почему ты впустила незнакомку?
— Её привела барышня.
— Где она?
Я поставила коробку, чувствуя тревогу.
— Наверху, в комнате.
— А гостья?
— В кабинете.
Чжанчжу не должна быть дома, уроки ещё не кончились.
К кому идти, к ней или к гостье?
Меня кольнуло предчувствие. Вдруг это Цянь Линлин? Если так, оправдаться будет невозможно. Ещё недавно я уверяла всех, что с Хэ Дэчжаном у меня ничего нет, а теперь собираюсь за него замуж.
Я поднялась к Чжанчжу и постучала.
Ответа не было. Я вошла.
Она лежала на кровати, глядя в потолок.
— Чжанчжу, — позвала я. — Чжанчжу!
Она медленно повернула голову.
— Мисс Линь, — сказала она.
— Тебе плохо?
— Нет. — Она села.
Голос её звучал так, будто доносился издалека. Сердце у меня забилось.
— Что случилось? Где отец? Позови его скорее.
— Я уже позвала, — ответила она.
— Чжанчжу, что произошло?
— Ты видела женщину внизу?
— Кого? Цянь Линлин? Не бойся, я сейчас её выгоню! — я вскочила. — Вот ведь, напугала тебя!
— Нет, не она, — сказала Чжанчжу.
— Тогда кто?
— Она… пришла в школу и сказала, что она — моя мать.
— Твоя мать?
— Да.
— Невозможно! Твоя мать умерла десять, двадцать лет назад! — у меня похолодели руки.
— Но это она, — прошептала Чжанчжу, и на лбу у неё выступил пот.
— Почему ты так думаешь? Есть доказательства?
— Её лицо, — сказала она. — Мы похожи, как две капли воды.
— Но… — я отступила к стене.
— У неё вьются волосы, — сказала Чжанчжу, будто во сне. — Иди, посмотри сама.
Она сжала мою руку так, что побелели пальцы.
— Пойдём вместе, — сказала я.
— Нет, иди ты.
— Хорошо.
Я спустилась вниз.
