Повозка покачивалась на ухабах. Чу Юй приподняла занавеску и посмотрела на табличку у ворот дома Вэй. В свете фонарей золотые иероглифы мерцали мягким блеском величаво и холодно. Когда эти два знака исчезли из виду, ей показалось, будто что-то растворилось в сердце.
Она опустила занавеску.
— Куда теперь? — спросила Цзян Чунь.
— В Цинчжоу.
— А как же маленький седьмой?
Чу Юй на миг задумалась, а потом улыбнулась:
— Всё просто. У меня есть свои дела — я займусь ими. Захочу увидеть его — увижу. Я лишь отказалась от звания госпожи дома Вэй, но не от него самого.
Когда повозка подъехала к городским воротам, Чу Юй взглянула на небо и вздохнула:
— Льёт как из ведра. Не провожай дальше. Когда-нибудь, если судьба приведёт меня в Байлин, я найду тебя, выпьем вместе.
Цзян Чунь улыбнулась сквозь слёзы:
— Буду ждать.
— Тогда иди, — мягко сказала Чу Юй.
Цзян Чунь сжала её руку и сошла с повозки.
Когда та скрылась из виду, Чу Юй осталась сидеть, перебирая в пальцах нефритовую подвеску, подаренную домом Вэй в день помолвки.
В это время Вэй Юнь только что вернулся к воротам дома. Он радостно спрыгнул с коня и сам постучал. Привратник, увидев его, остолбенел, потом спохватился:
— Ван-е вернулся?
— Да, — коротко ответил Вэй Юнь и направился прямо в главный зал. — Я приехал раньше срока. Где мать? Где старшая невестка? — Он осёкся, подумав, что говорит слишком прямо, и добавил: — А вторая и шестая?
Привратник молчал. Вэй Юнь сделал ещё шаг, и тревога кольнула сердце.
Сегодня в доме было слишком тихо.
Он остановился, нахмурился и резко обернулся:
— Где старшая госпожа?!
Привратник в ужасе рухнул на колени. Вэй Юнь выхватил меч и приставил к его горлу:
— Говори! Где мать и госпожа?!
— Я здесь, — раздался усталый голос.
Он обернулся и увидел Лю Сюэян, сидящую на коленях в главном зале. Глаза её были красными от слёз.
— Мать? — Вэй Юнь растерялся. — Что происходит? Где…
Он не договорил. По залу зажглись лампы.
— Где она? — спросил он.
— Ты про А-Юй? — хрипло ответила Лю Сюэян. — Она ушла.
Вэй Юнь побледнел, потом резко развернулся и бросился к выходу.
— Стой! — крикнула Лю Сюэян. — Ушла, значит, ушла. Если ты хоть немного думаешь о ней, если у тебя есть капля стыда, вернись и не позорь себя!
Он стоял спиной к ней, голос его дрожал:
— Я просил её не ссориться с тобой, когда уезжал.
Рука Лю Сюэян дрогнула.
— Маленький седьмой, ты ещё слишком молод, — сказала она с усилием.
— Эту фразу я слышал слишком часто, — горько усмехнулся он. — Гу Чушэн говорил, вторая невестка говорила, А-Юй говорила, Шэнь Ушуан тоже… Все твердят одно и то же. Раз я молод, значит, не имею права любить? Раз хочу чего-то — мне нельзя?
Лю Сюэян молчала. После разговора с Чу Юй у неё не осталось сил.
— Нельзя, — прошептала она наконец. — Я твоя мать. Неужели ты поднимешь руку на моих людей?
Из боковых коридоров выбежали стражи с длинными дубинами, что когда-то использовались при семейных наказаниях.
— Я не позволю вам разрушить честь дома Вэй, — холодно сказала Лю Сюэян.
— Честь? — Вэй Юнь горько рассмеялся. — Без неё мы бы все погибли! Разве не благодаря ей ты стоишь здесь и говоришь о чести?
Он посмотрел на мать, глаза его потемнели.
— Ваши поступки, мать, ничем не лучше предательства.
— Дерзость! — вскрикнула Лю Сюэян. — Немедленно в свои покои!
— Не вернусь, — спокойно ответил он. — Если только вы не убьёте меня, я всё равно поеду за ней.
Он шагнул вперёд, и в тот же миг дубина с глухим ударом опустилась ему на спину. Вэй Юнь пошатнулся и едва не упал.
— Старшая госпожа! — вскрикнул Вэй Ся. — Ван-е только оправился от раны!
Лю Сюэян молчала, кусая губы; слёзы катились по её лицу. Она не понимала, как можно так упорствовать ради мимолётного чувства? Что важнее: любовь или доброе имя?
Но стражи не останавливались. Каждый шаг Вэй Юня сопровождался новым ударом. Он падал, поднимался, снова падал. Дыхание сбивалось, мир плыл перед глазами. Наконец он, почти ползком, выбрался за порог.
Сквозь шум дождя он услышал крики Вэй Ся и Вэй Цю, но уже не различал слов. Ливень хлестал по каменным ступеням, когда он, шатаясь, поднялся.
Навстречу ему выбежала Цзян Чунь. Увидев его окровавленного, она ахнула:
— Она уехала в Цинчжоу! Через Восточные ворота!
Он не ответил, лишь, повинуясь инстинкту, вскочил в седло и погнал коня.
Боль в груди жгла, дыхание рвалось, но он не останавливался.
Он мчался сквозь дождь, пересёк Байлин, выехал на тракт, свернул в горы, чтобы сократить путь. Вэй Ся и Вэй Цю гнались следом, но он был слишком быстр.
Наконец впереди показалась повозка, покачивающаяся на ухабах.
Он натянул поводья, конь взвился и встал поперёк дороги, заставив повозку остановиться.
Чу Юй, почувствовав толчок, насторожилась, приподняла занавеску и увидела его.
Он сидел в седле, одежда изорвана, на плечах кровь. Взгляд — усталый, но ясный, в нём смешались боль, упрямство и нежность.
Они долго смотрели друг на друга в тишине ночи. Лампа на крыше повозки дрожала от ветра и дождя.
Вэй Юнь наконец хрипло произнёс:
— Я вернулся.
А-Юй, я вернулся.
