Окружавшие всадников стражи стояли, словно натянутые тетивы. От напряжения воздух вокруг будто звенел. Ань Цзю не сомневалась, стоит ей сделать неверное движение — и смерть настигнет мгновенно.
Женщина на коне не выдержала и снова обернулась. Хуа Жунтянь опустил взгляд, разглядывая её заплаканное лицо, и недоумение в его сердце лишь усилилось. Но ведь это — не кто иная, как невеста, дарованная ему самим владыкой. Потому Хуа Жунтянь спрятал все подозрения глубоко в душе. Уже выбравшись из опасности, он понял, насколько опрометчиво было назвать её имя. Если эта женщина верна повелителю, тот скоро узнает, что род Хуа тайно протянул руку к Войску Повелителей Журавлей.
Он, Хуа Жунтянь, за всю жизнь не совершал столь глупой ошибки. Неужели теперь ему самому придётся убить жену, чтобы скрыть следы?..
Ань Цзю смотрела вслед удаляющемуся отряду и тихо пробормотала:
— Хоть бы и переродилась заново, всё та же безрассудная дурочка, от которой мороз по коже…
Та, что способна, услышав лишь слово «муж», броситься под стрелу, кроме Мэй Цзю, не могла быть никто.
Имя Ань Цзю знали всего трое — Мо Сыгуй, Чу Динцзян и Мэй Цзю. Более того, «Ань Цзю» — лишь звуковой перевод, придуманный Мэй Цзю. Разве могла бы незнакомая женщина плакать перед ней так отчаянно, да ещё звать по имени?
Пережив смерть и возрождение, Ань Цзю без труда догадалась, что произошло. Когда-то Хуа Жунтянь сватался к роду Мэй, но дело заглохло. Теперь же, видя Мэй Цзю его женой, Ань Цзю почти поверила, что в мире действительно есть некая нить судьбы. Только вот времена изменились: теперь не Хуа ищут союза с Мэй. Хороша ли такая связь, сказать трудно.
Зная доброту и простодушие Мэй Цзю, Ань Цзю верила, это всё же добрая судьба.
Среди запаха крови, наполнившего улицы, она улыбнулась и повернулась прочь.
Когда Ань Цзю вернулась в лагерь Войска Повелителей Журавлей, Мо Сыгуй уже прибыл.
Божественного лекаря принимали иначе, чем простых людей: его встречал особый проводник, и без всяких формальностей отвёл в отдельный дом — чистый, уединённый, обставленный дорогой мебелью. Всё в нём было продумано: спальня, кабинет, лекарская, даже две служанки для личных поручений.
Но Мо Сыгуй терпеть не мог, когда возле него суетились те, кто ему не по душе, и потому сразу отпустил обеих.
Два дня и две ночи Чжу Пяньсянь сражалась в Восьмиугольной башне; когда бой закончился, её, окровавленную, принесли к Мо Сыгуй.
— Божественный лекарь Мо, — хрипло прошептала она, цепляясь за край его одежды, — я… я ещё смогу жить?
Мо Сыгуй спокойно пригубил чай, лениво перелистывая последний свиток, оставленный старейшиной Ци, и даже не взглянул на неё:
— Отдохни, потом умойся и переоденься. Не пачкай мне дом.
Чжу Пяньсянь недовольно поджала губы, с трудом поднялась, потерла синяк на щеке и зло прошептала:
— Я всё равно отомщу Чу Динцзяну!
