После обеда они вернулись в офис, и Чжу Мэй написала расписку. Стильная дорогая ручка скользила по бумаге легко и изящно, будто она выводила поздравление, а не юридическое обязательство. Разумеется, всё было по-китайски, но, всмотревшись, Наоми поняла общие смыслы.
— Тогда до завтра, ровно в час, — сказала она, слегка наклонившись.
— Да-да, поняла, — улыбнулась Чжу Мэй. Удивительная наглость для человека, совершившего явное зло.
Наоми уже собиралась уйти, но взгляд автоматически искал вчерашнего мужчину. Она увидела его сразу: высокий, заметный, он как раз выкладывал товар на полке. Повернувшись боком, он был ещё больше похож на мужа Канако.
Мужчина заметил её взгляд и обернулся. Наоми в панике выпалила:
— Простите, где у вас чай? — лишь бы скрыть, что смотрела на него.
Он смутился, вытянул шею, ища коллег.
— Эм… Пуэр где находится? — повторила Наоми.
— А, пуэр. Вот здесь, — ответил он мягким голосом и проводил её к нужной полке. Судя по неловкому произношению, японский давался ему непросто.
— Спасибо, — сказала Наоми.
Он слегка поклонился:
— Пожалуйста.
— В такие моменты нужно говорить «не за что», — заметила Наоми.
— Ах да, точно, — смущённо улыбнулся парень. Вид у него был предельно простодушный, наверняка приехал не из шумной Шанхайской метрополии, а из какой-нибудь сельской округи.
Раз уж она попросила его проводить, Наоми купила две упаковки пуэра. После работы собиралась занести одну Канако и рассказать ей про мужчину, которого нашла в китайском квартале Икэбукуро. Мужчину, как две капли воды похожего на её мужа.
Отработав до конца дня, Наоми снова зашла в подвальный этаж универмага за готовой едой и вином и направилась к Канако. Та обрадовалась её звонку, неудивительно, целыми днями одна, да ещё с синяком на лице, которого не спрячешь и из-за которого не выйдешь спокойно из дома. Перекусить и немного поговорить, этого было достаточно. Наоми собиралась уйти до возвращения Тацуро. Да и видеть его не хотелось вовсе.
За это время лицо Канако заметно пришло в себя: опухоль сошла, контуры щёки стали естественными. Но следы внутренних кровоподтёков всё ещё выглядели мучительно. Наоми облегчённо отметила лишь одно — насилие, кажется, прекратилось. В глубине души она всё это время боялась увидеть новые следы побоев.
— Канако, чем ты вообще дома занимаешься?
— Да ничем. Убираюсь, стираю… а потом хоть волком вой. Смотрю старые фильмы по спутнику, сижу на разных форумах… вот и весь мой день.
Они ели итальянские закуски. Канако, давно лишённая ресторанов, искренне радовалась еде, приготовленной профессионалом.
— А ты не думала снова начать работать?
— Думала… но думаю, Тацуро меня не отпустит.
— Да какое «отпустит» — это же твоя жизнь.
— Знаю. Но просто представить, как всё будет сложно… и уже страшно даже говорить об этом.
— И что дальше? Так и жить, терпя всё?
— Я не собираюсь терпеть вечно…
— Не стоит затягивать. У тебя ведь один выход — развод.
— Почему ты решаешь за меня? Это же между нами с Тацуро!
Канако вспыхнула, голос стал резче. Немного вина разогнало кровь, и на щеках появился румянец.
— Да, кстати. Сегодня я пришла, потому что хотела рассказать кое-что. Ты не поверишь! У меня возникла небольшая рабочая проблема с одной женщиной, и я оказалась в районе, где одни китайцы… — Наоми подробно описала ситуацию и мужчину, который был как две капли воды похож на мужа Канако, и лицом, и телосложением.
— Бывает же… двойники, — Канако попыталась улыбнуться.
— Увидела бы ты его сама, не смеялась бы. Ты бы онемела. Давай вместе съездим, а?
— Можно.
— На всякий случай уточню, у Тацуро нет случайно брата-близнеца?
— Нет, конечно. Только младшая сестра.
— Тогда точно стоит взглянуть. И поедем, и поедим что-нибудь. Там такие пельмешки, я аж забыла, что туда пришла деньги выбивать!
— Но эта твоя китайская директриса, тоже впечатляет, — заметила Канако.
— Вот именно! Среди японцев таких не найдёшь. Украсть часы за три миллиона йен и даже не смутиться! Мне, кажется, никогда не стать настоящим торговым агентом, умерла бы, прежде чем вести переговоры с китайцами.
Они оживлённо обсуждали Ли Чжу Мэй. Канако смеялась без тени тяжести, и Наоми стало тепло на душе. Не зря пришла. Казалось, что яркое, живое лицо подруги она не видела сто лет.
В этот момент в квартире прозвенел дверной звонок. Канако дёрнулась, будто обожжённая. Часы на стене показывали восемь вечера.
— Может, это Тацуро? — спросила Наоми.
— Не знаю. В будни он никогда так рано не приходит… — Канако поспешила к домофону. На экране появилось лицо мужа.
— Это он, — выдохнула она, побледнев.
Опьянение Наоми слетело мгновенно. Видеть Тацуро не хотелось. Прятаться было негде.
— Снизу? Сверху? — спросила она в растерянности.
— Уже у двери.
— Тогда я ухожу.
Канако ничего не ответила, только бросилась к прихожей. Послышался щелчок замка, дверь открылась.
— Ты уже? Как рано… У нас тут Ода-сан. Мы собрание выпускников обсуждали, она после работы зашла, — затараторила Канако, сочиняя на ходу.
Наоми лихорадочно начала собирать тарелки и бокалы.
Гулкие шаги по коридору, и Тацуро вошёл в гостиную.
— Добрый вечер, Ода-сан. Давненько. Уже уходите?
— Да… собиралась. Не хочу мешать, — Наоми покосилась на стол.
— Да что вы, оставайтесь.
— Нет-нет. Мы просто перекусили, я принесла еды из универмага… Извините за вторжение, — выдохнула она.
— О, кишь! Люблю такое.
— Забирайте. Мы всё равно не доели.
Тацуро улыбался, но в его поведении была странная, липкая натянутость. Он прекрасно понимал, Наоми видит синяк на лице его жены. Он знал, что его «секрет» раскрыт.
— Вы же в внешнеторговом отделе универмага? Наверняка знаете много богатых клиентов. Может, когда-нибудь меня познакомите? У нас в банке с нормами продаж полный кошмар… — начал он.
Наоми, которой тоже стало неловко, поддержала разговор.
— Я только младший сотрудник… мне самое сложное, выполнять заказы клиентов. О каких-либо рекомендациях даже речи быть не может.
— Но список ваших клиентов наверняка стоит бешеных денег…
— Если бы он утёк, скандал бы так разгорелся, что половину руководства выгнали бы в тот же день.
Перебрасываясь словами, она собирала свои вещи. Канако застыла в углу, натянуто улыбаясь.
— Вы точно уже уходите? — снова спросил Тацуро. Его улыбка была такая же искусственная, как и весь он.
В ней не было никакого тепла.
— Да. Хочу просто спокойно принять ванну дома.
Она просунула руки в рукава пальто, взяла в руки сумку. И вдруг, будто что-то щёлкнуло в голове, снова взглянула на лицо Тацуро. Нет, она не ошиблась, с тем китайцем он был похож как две капли воды. Даже причёска почти такая же.
— Приходи как-нибудь в выходной, посидим спокойно.
— Спасибо. Так и сделаю.
Она направилась к прихожей. Муж и жена вышли проводить её.
— Ну, Канако, до встречи. Тацуро-сан, извините, что так вломилась.
— Спасибо, что принесла угощение. Ещё приходи.
— Береги себя по дороге.
Они обменялись словами, дверь закрылась. Наоми пошла по коридору, зашла в лифт, сердце колотилось так, будто вот-вот выпрыгнет. Сейчас она чувствовала лишь облегчение. Она смогла вырвалась из невыносимой, душной атмосферы.
На первом этаже она вышла, покинула подъезд и оглянулась на здание. Огромная бетонная махина вздымалась в ночное небо, окна светились редкими точками, будто выбитые зубы. Эта картина отчего-то внушила Наоми жуткую тоску.
Когда она двинулась к станции, её шаги начали подрагивать. В голове всплыла мысль, может быть, прямо сейчас Тацуро поднимает руку на Канако?
Вполне возможно.
Ты там этой подружке ничего не трепанула?
Нет… не говорила…
Врёшь. Конечно сказала.
Такие фразы вихрем прокручивались в сознании.
Стоит ли вернуться?
А вдруг она зря накручивает себя? Он же не избивает её каждый день. Но ведь и гарантии, что сегодня он не ударит, тоже нет…
Терзаясь сомнениями, Наоми всё равно не могла повернуть назад. Лицом к лицу с Тацуро, слишком страшно. Стоит мужчине вложить силу в удар, и у женщины нет ни единого шанса сопротивляться.
Она дошла до станции, прошла через турникет и встала на платформе. Почти сразу подошёл поезд. Наоми вошла в вагон, взялась за поручень и уставилась в окно, на поток тёмных жилых кварталов, скользящих мимо.
И тут внутри вскипела удушающая, липкая вина. Надо было возвращаться. Сейчас, наверняка, он бьёт Канако. А она… она бросила подругу в беде.
Колени дрожали ещё долго.
