— Ты ведь не жалуешь его, — тихо сказала Ань Цзю, — отчего же теперь тревожишься?
Яо Е взглянула на неё.
— Господин Мо не вписан в родословную Мэй, с Лоу его ничто не связывает. Он мог бы и не ехать, никто бы не осудил его за это. Он поехал, только из уважения к старейшине Ци, который был ему учителем. Я давно служу в доме Мэй. И хотя мало знала его лично, всё же слышала, что он видел смерть слишком часто и стал холоден. Если уж по отношению к кому-то он находит отклик в своём сердце, ради того пойдёт и в огонь, и в воду.
Ань Цзю встретила её взгляд, в котором сверкала тихая надежда, задумалась, но так и не поняла скрытого смысла:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Так ведь всё просто, — прошептала Яо Е, едва сдерживая восторг. — Надо придумать, как выдать госпожу за него! Господин Мо куда надёжнее этого второго господина Хуа. По крайней мере, про него всё известно.
— Мы с ним брат и сестра, — спокойно отрезала Ань Цзю.
Она даже не допускала подобной мысли. Да будь они и не родственниками, она всё равно не позволила бы Мэй Цзю выйти за врача. В глубине души она считала врачей безумцами: замкнутыми, одержимыми, почти опасными. Мо Сыгуй пока казался нормальным, но ведь и её отец, при всём своём блеске и обходительности, был человеком, которого стоило бояться.
Яо Е, не зная прошлого госпожи, искренне удивилась:
— Но ведь «Законы Сун» не запрещает браки между двоюродными по женской линии! Госпожа ведь должна знать это.
Мо Сыгуй приходился Мэй Цзю двоюродным братом: их матери были родными сёстрами, так что союз вполне допустим.
Ань Цзю не желала углубляться в объяснения и коротко сказала:
— Поживём — увидим.
Яо Е отметила в её голосе холодок и невольно подумала: «Неужели госпоже и вправду приглянулся тот повеса Хуа? Если так, то чем бы ни кончилось — выйдет одна беда…»
Вернувшись домой, Ань Цзю помылась, переоделась и, завернувшись в тёплую накидку, присела у жаровни. На низком столике лежали безделушки, купленные сегодня вечером. Она не удержалась и потянулась к ним. Её тонкие пальцы бережно перебирали новинку, а глаза блестели от интереса.
— Госпожа, уже поздно, пора отдыхать, — тихо напомнила Яо Е.
Ань Цзю будто не слышала. Она внимательно рассматривала крохотную игрушку, изящную миниатюру, где корпусом служила фигурка птицы, а по бокам крутились крошечные колёса. Вмятина на спине птицы изображала сиденье; игрушка, не больше двух пальцев, была сделана тонко и изысканно.
С тех пор как госпожа вернулась из испытания, её будто что-то изменило. Она словно жила в собственном мире, на других людей не обращала ни малейшего внимания. Яо Е поняла, что уговоры бесполезны, и оставила её в покое.
Ночь выдалась тёмной, иней серебрил крыши.
На опустевшей улице, где тускло мерцали последние фонари, в тени переулка стояла чёрная фигура. Плащ и одежда цвета воронова крыла сливались с мраком, только лёгкий звук дыхания выдавал живого человека.
Он едва заметно шевельнул ухом и тихо кашлянул.
Тут же с крыши плавно, как ласточка, спрыгнула тень и преклонила колено.
— Командир, — прошептал пришедший, — с родом Лоу случилась беда. Мо Сыгуй из Мэй уже направился туда.
— Причина отравления старейшин рода Лоу? — спросил командир, голос его был низок и холоден.
— Пока не установлена. Но мы заметили группу посторонних, скрывающихся возле усадьбы Мэй.
— Не вмешивайтесь, — приказал он. — Следите из тени.
— Есть! — человек растворился в темноте.
Командир остался один. Картина становилась всё яснее. Нападение во время испытания было лишь началом. Те неизвестные за два часа сумели уничтожить десятки бойцов из тайных отрядов Войска Повелителей Журавлей. Их сила внушала ужас.
«Если за ними не стоит сам Император, то кто же тогда?» — с горечью подумал он.
Они, воины тьмы, рисковали жизнью ради династии, жили, словно на лезвии ножа, и умирали без имени. В данной ситуации они погибали не на поле брани, а по воле собственного повелителя.
Командир сжал кулаки, костяшки пальцев хрустнули.
Сквозняк пронёсся по переулку, остудив пылавшее лицо. Он заставил себя успокоиться. Нет, государь хоть и одержим алхимией, всё же человек расчётливый. Он не стал бы подрывать доверие к себе столь глупо. Но… если эти бесконечные пилюли уже разъели ему разум?
Он выдохнул с усмешкой, расправил плечи и шагнул в темноту.
Ночь сомкнулась за ним.
