— Бабушка, это вышивка, которую четвёртая тётушка привезла из Сучжоу. Разве не прелесть? — Мэй Тинъюань, раскинув руки, показала старшей госпоже своё новое платье.
Старшая госпожа не стала отмахиваться, внимательно осмотрела наряд, кивнула несколько раз и с улыбкой сказала:
— Хороша. Моя внучка сама по себе красавица, что ни наденет, всё к лицу.
Сегодняшнее оживление на мгновение заставило Мэй Тинъюань забыть о смерти Мэй Тинцзюня. В её манерах вновь проступила прежняя капризная, но милая живость.
— Я, бабушка, и для вас приберегла кусок, хочу сшить вам новое платье.
Старшая госпожа засияла, но, пряча радость, проворчала:
— Старой бабушке к чему уж новые наряды.
У старшей ветви семьи не было чем похвастаться: всё, что они получали, привозили люди из второй ветви, промышлявшие торговлей. К тому же старая госпожа сидела с холодным лицом, и никто не осмеливался подходить.
Чтобы не дать застынуть неловкой тишине, Мэй Жуянь заговорила первой:
— Бабушка, а где Вэнь Цуй и Вэнь Би? Давно их не видела, даже соскучилась.
Старая госпожа скользнула по ней равнодушным взглядом и спросила у стоявшей рядом Линьси:
— Где они?
— Доложу старой госпоже: Вэнь Цуй и Вэнь Би с другими служанками ужинают во дворе, — ответила Линьси.
Старшие слуги Мэй сидели снаружи: во дворе горели жаровни, было не слишком холодно, а двери и окна зала плотно закрыты, так что им там даже вольнее.
В огромном зале и во дворе, где разместилось почти тысяча человек, царило веселье.
— Начать пир! — протянул управляющий, и, когда его голос стих, зал и двор погрузились в тишину.
Мэй Чжэнъян поднялся и, усилив голос внутренней силой, произнёс:
— Благодаря вашему труду и верности Мэй стоит сегодня столь крепко. Я первым поднимаю чашу за всех вас.
Все поспешно встали, подняли кубки и в один голос ответили:
— Не смеем!
Мэй Цзю никогда не прикасалась к вину и терпеть не могла его запах. Сморщившись, она пригубила каплю. Жгучее пламя обожгло горло, глаза заслезились. Помедлив, она незаметно пролила вино на рукав. Это было обычным приёмом тех, кто не привык пить.
После первой чаши Мэй Чжэнъян сказал ещё несколько дежурных слов, и пир начался по‑настоящему.
Мэй Жуянь пила хорошо, но сегодня душа её была тяжела. Она осушила чашу, сама налила ещё и уже поднесла к губам, когда кто‑то мягко потянул её за рукав. Обернувшись, она увидела встревоженное лицо Мэй Цзю. Та без слов дала понять: не время искать утешения в вине. Мэй Жуянь поняла, что та права. Девушка улыбнулась, пригубила каплю и поставила кубок.
Веселье шло своим чередом, когда к Мэй Чжэнъяну тихо подошёл стражник и что‑то шепнул. Тот кивнул и бросил взгляд в сторону женской половины.
Прошло немного времени, и Мэй Чжэнъян с несколькими старейшинами заметили, что шум в зале стих, особенно снаружи, где были слуги. Их внезапная настороженность передалась всем. Разговоры смолкли.
Снаружи поднялся ветер. Порывы трепали фонари, свет метался по двору, один за другим гасли огни. В ветре слышалось странное шуршание, будто кто‑то скребётся.
Тревога охватила всех. В огромном зале стало страшно тихо.
Вдруг раздался глухой удар: кто‑то рухнул на пол.
— Посмотрите, что там! — низко приказал Мэй Чжэнъян.
Стражник подбежал, осмотрелся и доложил:
— Он потерял сознание.
Пьяный? Немыслимо! Пир только начался. Даже если пить без остановки, так быстро не упадёшь!
