Перед смертью она не возражала бы, если бы удалось выкроить минуту и добавить Хуа Жунцзяню ещё один удар.
— Второй господин Хуа говорит дело, — одобрил Мо Сыгуй. — Болезнь нельзя скрывать, иначе не излечишь.
Общее недовольство мгновенно сблизило двух людей, которых прежде одинаково прижимали обстоятельства.
— Моего слова можешь не слушать, — спокойно заметил Хуа Жунцзянь. — Но словам божественного лекаря не верить нельзя.
Ань Цзю, прищурившись, проверял, ровен ли ствол арбалета, и лениво протянул:
— Двое господ полмесяца почти не разговаривали, а теперь что же, черепаха с горохом — чем дольше глядят, тем милее?
— Тогда уж я, конечно, горох, — поспешно откликнулся Хуа Жунцзянь.
Мо Сыгуй остановил движение руки, с изумлением уставился на безупречно сложенного Хуа Жунцзяня и воскликнул:
— Смею спросить, брат, где же твоя честь?!
Хуа Жунцзянь, в каменно-синем одеянии, улыбался под солнцем чисто и открыто; весь его облик дышал благородством, словно он сам был воплощением слова «честь».
— Хм! — фыркнул Мо Сыгуй, видя, что тот не смутился. — Ну и ладно, — махнул рукой, — что хорошего в горохе? Черепаха, между прочим, куда крупнее!
После этих слов Хуа Жунцзянь и впрямь посмотрел на него с большей симпатией и, чтобы сменить тему, сказал:
— Слышал, мой старший брат узнал, что божественный лекарь любит веера, и велел мне найти один особенный. Не взглянете ли?
Только теперь Мо Сыгуй заметил в его руках продолговатую коробку.
Хуа Жунцзянь открыл её: внутри покоился сложенный веер. Чёрные, как обсидиан, спицы мерцали в солнечном свете холодным блеском, отбрасывая на снежно-белый атлас подкладки лёгкий пурпурный отсвет.
— Это… — Мо Сыгуй не удержался, протянул руку и коснулся спиц.
Лёд пробежал по пальцам, холод проник в жилы, и, следуя за током внутренней силы, очистил разум. В голове стало тихо.
— Лёд драконьего мозга1, — прошептал он, раскрывая веер. — А полотно… небесный шёлк2?
— Верно, — улыбнулся Хуа Жунцзянь. — Причём из парных коконов.
Небесный шёлк отличался особой прочностью, не брался ни водой, ни огнём, ни клинком; ткань из него сияла сама по себе, даже без краски. В обычных коконах тоже встречались парные, так называемые «коконы-мандаринки». В них жили две гусеницы. Из такого шёлка ткали свадебные покрывала, а в богатых домах даже набивку одеял делали из вытянутых нитей этих редких коконов. Но небесные коконы-мандаринки были редчайшей драгоценностью.
— Род Хуа дарит столь ценную вещь… с какой целью? — Мо Сыгуй положил веер обратно.
Он понимал: за любезностью непременно скрыт расчёт. Как бы ни был прекрасен подарок, принимать его стоило с осторожностью.
— Для вас, божественный лекарь, это пустяк, — сказал Хуа Жунцзянь. — Мой старший брат отравлен. Просим лишь избавить его от яда.
— О? — Мо Сыгуй приподнял бровь. — Что за яд?
— Два года назад брат только что получил должность ведающего делами Шуми-юаня. Неизвестно, кто и где его отравил. Сначала всё было спокойно, лишь лёгкая боль в груди, особенно перед сном. Он не придавал значения. Но через два месяца боль усилилась, а полмесяца назад на груди проступило пятно цвета киновари…
— Почему же не обратились к врачу раньше? — Мо Сыгуй уже догадывался, но удивился: при власти рода Хуа выпросить у государя старейшину Ци⁶ было бы несложно.
— Как же не обращались? — Хуа Жунцзянь сжал кулаки. — Мы обошли всех знаменитых лекарей — никто не смог помочь. Тогда вспомнили, что в Войске Повелителей Журавлей служит врач, способный воскрешать мёртвых. Отец лично пошёл во дворец просить о нём, но государь слишком доверяет даосам. Он даровал лишь несколько «пилюль бессмертия» и ни слова о лекаре.
- Лёд драконьего мозга (冰龙脑, bīng lóng nǎo) — редкий минерал, излучающий холод. ↩︎
- Небесный шёлк (天蚕丝, tiāncán sī) — волокно, производимое мифическими «небесными шелкопрядами». ↩︎
