Длинная свадебная процессия тянулась, сколько хватало взгляда, — конца её не было видно.
Ань Цзю издали заметила Хуа Жунтяня на белом коне: осанка прямая, лицо светлое, взгляд гордый. Невозможно было не обратить на него внимания.
Весёлые звуки свадебных мелодий приближались, и Ань Цзю, встав на цыпочки, попыталась рассмотреть происходящее. Вокруг гудела толпа. Люди наперебой обсуждали, какая неслыханная удача выпала девушке из рода Мэй стать женой такого человека, как Хуа Жунтянь. Пусть и вторым браком, пусть между ними стоит тень умершей, но ведь не каждому суждено войти в столь высокий дом, и даже если счастье продлится недолго, всё равно это счастье.
До цветного паланкина оставалось не больше десяти чжанов, но он был укрыт плотной тканью, и даже уголок наряда невесты нельзя было разглядеть.
Ань Цзю не прибегала к духовной силе, однако её врождённая чувствительность к опасности заставила насторожиться: среди людского гомона она ощутила резкий всплеск убийственного намерения. Взгляд её скользнул по толпе, и всё вокруг будто замедлилось, звуки притихли, а среди множества лиц она ясно различила тех, кто стоял неподвижно, молча, но от них исходила густая, холодная волна вражды.
В тот миг, когда она осознала источник опасности, убийственная аура взорвалась. Люди, до того спокойно наблюдавшие, вдруг ринулись вперёд, выхватывая из-под одежды спрятанное оружие, и бросились к паланкину.
Нападение оказалось столь внезапным, что ликующая толпа не сразу поняла, что происходит. Ещё мгновение назад все смеялись и переговаривались, а теперь, когда нападавшие выскочили на дорогу, испугав лошадей, стало ясно, что случилось страшное.
— А-а-а! — раздался пронзительный крик.
Кровь брызнула в воздух, и в одно мгновение всё вышло из‑под контроля. В свете мечей и блеске клинков слились ржание коней, вопли, плач и стоны. Люди в панике бросились в переулки, спасаясь кто куда.
Ань Цзю вместе с потоком бегущих втиснулась в чайную. Хозяин, видя, что помещение переполнено, поспешно велел запереть двери. Внутри стоял шум и плач; несколько смельчаков приникли к окнам, стараясь разглядеть, что творится снаружи. Хозяин, глядя на изрешечённую бумагу окон, чуть не плакал и без конца кричал, чтобы не портили имущество, но его голос тонул в детском плаче и женских рыданиях.
Ань Цзю подошла к окну. Кто‑то попытался вытеснить её. Она стояла, словно вросла в пол: сколько ни толкали, не сдвинули ни на волос.
Снаружи свадебная процессия была разбита в клочья. Сваху уже настигла смерть, паланкин залило кровью. Хуа Жунтянь стоял перед ним с мечом, защищая. Его лицо холодное, но в глазах пылала ненависть и отчаяние. Все мрачные чувства, что он, быть может, долго скрывал, теперь вырвались наружу, делая его удары беспощадными.
Так видела это Ань Цзю. Но для остальных всё выглядело иначе: Хуа Жунтянь, окружённый множеством противников, едва держался. Он ведь чиновник, не воин, и силы его не превышали четвёртого или пятого уровня. То, что он ещё стоял, уже было подвигом.
Из переулков высыпались десятки людей в масках; они вступили в бой с нападавшими.
Ань Цзю сразу поняла, это бойцы из Войска Повелителей Журавлей. Судя по числу, задание получила не только она. Что ж, в такой сумятице легко затеряться.
Громыхнуло. Даже на расстоянии удар был ощутимым. Зрители в чайной невольно отпрянули.
Лишь Ань Цзю осталась неподвижна: она ясно видела, как чей‑то меч рассёк паланкин.
Хуа Жунтянь был изранен, одежда изорвана. Несколько воинов из рода Хуа прикрывали его, отбиваясь и крича:
— Господин, уходите!
