В памяти Елюй Хуанъу то немногое, что можно было назвать теплом родства, исходило лишь от отца. Мать же была женщиной, чья жажда власти не знала предела. Всю жизнь она прожила в борьбе за могущество. Говорили, что Императрица Сяо когда-то имела возлюбленного детства, но, будучи выдана за представителя императорского рода, была вынуждена оборвать ту связь. Позже, желая вновь соединиться с любимым, она стремилась взойти на вершину власти. Елюй Хуанъу не знала, правда ли это, но знала лишь одно: мать была эгоисткой.
Искусство подчинения сердца!
Елюй Хуанъу резко подняла глаза и вырвалась из иллюзии, наложенной Гу Цзинхуном. Тот, захлебнувшись кровью, пошатнулся и отпрянул назад. Он рухнул в снег, и волосы его на глазах побелели, лицо осунулось, а некогда ясные глаза затянуло кровавой пеленой. Из уст вырвался пар, по щекам потекли кровавые слёзы. Всё напрасно. Усилия обратились в прах. Он не смог убить даже Елюй Хуанъу, что уж говорить о человеке в паланкине.
Небо затянуло серой мглой, снег падал всё гуще, и вскоре старческое лицо Гу Цзинхуна скрылось под белым покровом.
Елюй Хуанъу прижала ладонь к ране на груди, тяжело дыша. Выбраться из морока стоило ей огромных сил, и теперь лицо её побледнело до белизны бумаги. Она устремила взгляд на место, где лежал Гу Цзинхун.
— Пойдите, посмотрите, умер ли он.
Холодный голос прорезал снежную завесу. Остальные, очнувшись от остатков наваждения, поспешили исполнить приказ.
Пятеро воинов, всё ещё потрясённые, осторожно подошли. Потоком внутренней силы они сдули снег с тела Гу Цзинхуна, обнажив измождённое лицо. Один из них толкнул его мечом в ножнах, не увидев движения, проверил пульс на шее.
— Сердце не бьётся.
Нин Яньли перевязывала рану Елюй Хуанъу, но та отстранила её.
— Не трать время на меня. Сначала возьми кровь из сердца.
Нин Яньли колебалась лишь мгновение, потом отложила порошок от ран.
— Хорошо.
Она подошла к телу Гу Цзинхуна, присела, проверила пульс, осторожно вынула серебряную иглу, вонзённую в его грудь, и внимательно осмотрела её кончик. Если Мо Сыгуй уже извлекал из него кровь сердца, он наверняка оставил ловушку.
Не заметив ничего странного, Нин Яньли разорвала одежду на груди мертвеца.
Все невольно ахнули. Всё его тело было покрыто шрамами. Старые раны переплетались с новыми, кожа почти исчезла под сетью рубцов. Было ясно, этот человек не раз возвращался с того света.
Нин Яньли вспомнила его красивое лицо, каким оно было мгновение назад, и, взглянув на изуродованное тело, тихо вздохнула. Она вынула короткий кинжал и опустила его на рану в области сердца.
Клинок вошёл в плоть, но кровь не выступила. Лишь после второго укола показались редкие капли.
В тот миг, когда она собиралась углубить разрез, запястье внезапно онемело. Снег вокруг взметнулся вихрем, и, когда метель стихла, тело Гу Цзинхуна исчезло.
Елюй Хуанъу закрыла глаза.
Паланкин дрогнул. Из-за занавеси показалась длинная, тонкая рука, откинувшая полог. Вышел высокий мужчина в чёрном меховом плаще. Его лицо с резкими чертами наполовину скрывал мех, бледная кожа казалась почти прозрачной, а взгляд глубоким и холодным. Даже снежинки, падая на его плечи, будто боялись коснуться. В чертах его угадывалось сходство с Гу Цзинхуном. Шесть, может, семь частей. Однако выражение его было иным: зрелым и властным.
Ветер взвился, мужчина прищурился, и снежная пыль перед ним словно замедлила бег.
— Брат, — тихо позвала Елюй Хуанъу. — Не станешь преследовать?
