Он видел немало смертей, но последние слова Гу Цзинхуна всё же тронули его.
Ведь тот мог бы жить, время от времени досаждая роду Елюй. Сил у него на это хватало. Но он устал. Устал от жизни, от пустоты.
Чу Динцзян снял с себя верхнюю одежду, накрыл тело и похоронил его в безлюдном месте.
Стоя перед свежим холмом, он смотрел, как снег медленно укрывает его белым саваном.
— Пусть в следующей жизни тебе достанется хоть капля человеческого тепла.
Гу Цзинхун вот уже обратился в дым.
Фигура Чу Динцзяна мелькнула, и на бескрайнем снежном поле осталась лишь одинокая могила. Вокруг только небо и снег, ни следа живого, словно это место не принадлежало миру людей.
Когда‑то в жизни Гу Цзинхуна тоже была краска. Та женщина, которая лежала на ветке, читая книгу, пока под деревом паслись белые овцы. Та, что одним движением сорвала с него маску. Та, что могла быть мягкой и неуступчивой, ругала его, но пила с ним до рассвета.
***
Бяньцзин. Ночная луна.
В комнате горел крошечный светильник. Ань Цзю сидела в горячей лечебной ванне, стиснув брови.
Боль накатывала волнами, тело онемело, сознание помутилось. Ей почудилось, будто солнце скользит сквозь листву, она лежит на дереве с книгой, а внизу пасутся овцы.
Вдруг кто‑то повис вниз головой на соседней ветке. Чёрные волосы свисали, блестя, как шёлк. Ань Цзю увидела белый лоб, тонкие брови и глаза, в которых отражалась она сама. Нижнюю половину лица скрывала чёрная повязка.
Она сорвала с него маску и спрыгнула с ветки. Он тоже спрыгнул, поднял упавшую маску, и длинные волосы скользнули по плечам.
— Мы ещё встретимся, — сказал он. И стройная фигура, словно сотканная из света, рассыпалась в пыль.
Сердце Ань Цзю дрогнуло. Она резко открыла глаза.
Мо Сыгуй, наклонившийся к ней, отпрянул.
— Эй! Что ты вытворяешь!
— Мне приснился сон, — хрипло произнесла она. — Сон о мужчине.
Мо Сыгуй потер подбородок, в глазах мелькнула насмешка.
— Весна пришла, ничего удивительного. Но чтобы в такой боли видеть мужчин… вот это уровень, мне до тебя далеко.
— Он исчез, — тихо сказала Ань Цзю. — Думаю, умер.
Мо Сыгуй оживился.
— Чу Динцзян?
— Нет.
Он нахмурился, но любопытство пересилило.
— Кроме него у тебя есть ещё кто‑то? Что ж, неплохая новость.
Ань Цзю взглянула на него сердито.
— Мы виделись всего пару раз. Ты, возможно, тоже его знаешь — заместитель посланника Шэньцэ, Гу Цзинхун.
— Что?! — лицо Мо Сыгуя посерьёзнело. — Я столько сил потратил, чтобы его спасти, а он посмел умереть без спроса?!
— Это всего лишь предчувствие, — холодно ответила Ань Цзю. — Я не утверждаю наверняка.
— Всё равно! — Мо Сыгуй сердито фыркнул. — Умереть без моего разрешения — вот уж неблагодарность!
— Успокойся, — устало сказала Ань Цзю. Она чувствовала, Гу Цзинхуна больше нет. Откуда пришло это знание, она не понимала.
Мо Сыгуй уселся напротив, скрестив руки.
— Я специально сижу перед тобой, чтобы ты, открыв глаза, могла любоваться моим прекрасным лицом. Может, хоть так боль станет легче. Так что не благодари.
Ань Цзю напряглась и отвернулась.
— Уйди. Мне и без того тяжело, не усугубляй.
— Тьфу! — Мо Сыгуй вскочил. — Вы с этим Гу Цзинхуном одного поля ягоды — неблагодарные!
Он подошёл к окну. Снаружи звенели колокольчики. Мо Сыгуй распахнул створку, глядя на покачивающийся на ветру душевный колокол, и тихо вздохнул:
— Как же так, умер…
Почему я должен быть разбитым нефритом, обращённым в прах и попираемым ногами?
Нет, я стану грубой черепицей, что стоит на самом верху, не страшась ни ветра, ни дождя, ни холода, и смотрит свысока на всех, став землёй под их ногами.
Такова история о мести.
