Получив тревожное письмо от Хэ Цай, Чу Динцзян поспешил завершить дела раньше срока и отправился в обратный путь. По дороге он случайно наткнулся на отряд киданей, которые что-то тщательно скрыли. Чу Динцзян насторожился и незаметно последовал за ними. Теперь он благодарил судьбу за то, что тогда принял столь мудрое решение и за то, что успел появиться перед ней вовремя.
До этого дня Чу Динцзян считал, что его чувство к Ань Цзю — всего лишь жалость, сродни сочувствию двух искалеченных душ, и что в нём есть лишь естественная мужская тяга к женщине. Но когда он увидел, как её фигура тонет в синем сиянии, его охватила такая безысходность, какой он никогда прежде не знал.
Когда он бросился к ней, то вовсе не был уверен, что сумеет спасти её в столь отчаянной ситуации. В тот миг, когда его ум, привыкший к интригам и расчётам, должен был работать быстрее молнии, он не думал ни о чём. Теперь, вспоминая это, он сам не мог поверить, что действовал так безрассудно.
Чу Динцзян опустил руку вдоль плеча Ань Цзю, мизинцем зацепил её мизинец и, не отпуская, крепко сжал окровавленную ладонь.
Ань Цзю неловко дёрнула рукой.
Он лишь усмехнулся и сжал её сильнее.
— Я всё закончил раньше, — сказал он. — Могу остаться с тобой на два месяца. К тому времени вас, вероятно, уже отзовут.
Ань Цзю помолчала, потом недовольно произнесла:
— Отпусти.
Чу Динцзян сделал вид, что не слышит. В его понимании, если она не вырывается с мечом в руке, значит, согласна.
— А-Цзю, — мягко спросил он, — мы так долго не виделись. Ты хоть раз вспоминала обо мне?
Она ощутила исходящее от его ладони тепло, вздохнула с облегчением и беззаботно ответила:
— А зачем мне тебя вспоминать?
— Совсем ни на миг? — он не мог поверить.
Никогда прежде он не позволял себе увлечься женщиной, а теперь, впервые открыв сердце, получил столь холодный приём. Неужели всё напрасно?
— Было дело, — спокойно сказала Ань Цзю. — Мо Сыгуй держит двух тигрят. Я как-то чистила для них кедровые орешки, а они воротили носы. Тогда я подумала, если бы Чу Динцзян был рядом, эти орешки, добытые моим трудом, не пропали бы зря.
Он едва не поперхнулся. Тигрята не едят, а ему, значит, самое место?
— И всё? — не сдавался он.
— Нет, ещё раз, — ответила она, даже не задумываясь. — Тигрята едят только мясо, а я не умею жарить. Тогда я подумала, если бы Чу Динцзян был здесь, он бы поджарил им мясо. А я заодно поела бы немного.
Он помолчал, потом выдавил:
— Ты… очень честная. Это похвально.
В глазах Ань Цзю мелькнула улыбка.
— Я тоже так думаю. Кажется, мой разум становится всё более нормальным.
— Хм, — протянул он, неуверенно.
Она и правда выглядела живее, но что-то в её поведении всё же тревожило. Разве нормальные люди так рассуждают?
— Я ещё много разговаривала с тем генералом-наблюдателем, — продолжила Ань Цзю, умолчав о реакции Чжао Лина. — Раньше я не умела общаться и сторонилась чужих. А теперь понимаю, что это не так уж трудно. Долго болея, поневоле становишься врачом. Я сама себя обследовала и решила, что скоро выздоровею.
Чу Динцзян усмехнулся:
— Выражение «долго болея, поневоле становишься врачом» к таким больным, как ты, подходит ли?
— О, я про болезнь плоти, — серьёзно ответила она. — С душевной ведь не одно и то же.
Он вздохнул:
— Говори «тело», не «плоть».
Ань Цзю, уверенная, что уже вполне здорова, решила проявить любознательность:
— А чем «плоть» отличается от «тела»?
— В сущности, ничем, — после паузы сказал он. — Просто звучит грубовато.
— Плоть, плоть, плоть… — несколько раз повторила она, будто пробуя слово на вкус, потом подняла глаза. — А по-моему, звучит неплохо.
