Вдруг снаружи поднялся шум. Почти сразу Ань Цзю почувствовала, как к её двери стремительно приближается мастер восьмого уровня.
Мгновение, и женщина в водянистом голубом одеянии мягко опустилась перед ней, держа окровавленный кинжал.
— Не издавай ни звука! — прошипела она.
Острие остановилось в трёх цунях (около десяти сантиметров) от груди Ань Цзю. Та спокойно встретила её взгляд.
Сердце женщины в голубом дрогнуло. Мальчишка (переодетая Ань Цзю) глядела без страха. Так не смотрят обычные люди. Но отступать было некуда.
Ань Цзю ясно видела её решимость и, заметив, как та собирается броситься напролом, тихо произнесла:
— Лучше стой там и не двигайся.
Женщина замерла, не решаясь ни приблизиться, ни отступить.
Ань Цзю подняла чашку и спокойно отпила чаю.
В этот миг в дверь постучали.
Стук становился всё настойчивее. Пот скапливался на висках беглянки; она взглянула на невозмутимую Ань Цзю, стиснула зубы и одним прыжком взлетела на балку.
Грохот!
Дверь распахнулась от удара. Вбежали несколько воинов, за ними — молодой человек в белом.
Он был одет в узкий киданский халат; виски выбриты, на макушке — собранная прядь, от лба к щеке спадала тонкая коса, а сзади волосы были заплетены в несколько косичек.
Ань Цзю подумала, если бы не столь красивое лицо, этот причудливый облик вряд ли можно было бы выдержать.
Когда он вошёл, ей почудилось знакомое выражение — черты, что невозможно забыть, даже увидев однажды. Он напоминал Гу Цзинхуна.
Но в отличие от Гу Цзинхуна, чьи глаза были чистыми, как вода, этот юноша глядел мрачно, взгляд его был острым и холодным, словно чёрная смола.
Он окинул Ань Цзю коротким взглядом, потом медленно осмотрел комнату.
Ань Цзю поставила чашку и, поднимаясь, незаметно наступила на каплю крови на полу.
Юноша в белом молчал. Один из воинов спросил по‑кидански:
— Не видел ли ты танцовщицу, что сюда забежала?
Ань Цзю, не понимая языка, не ответила и лишь спокойно смотрела на вошедшего.
Тот, привыкший к восхищённым взглядам, не нашёл в этом ничего странного. Осмотрев комнату и не заметив следов, он повернулся, чтобы уйти.
Ань Цзю проводила его глазами.
Он уловил её взгляд, чуть повернул голову и вдруг спросил на ломаном ханьском:
— Как тебя зовут?
Ань Цзю не ответила, будто не поняла.
Юноша нахмурился. Что‑то в ней смущало его. Этот «мальчишка» смотрел прямо, без обычного восторга или страха. В Сицзиньфу почти не осталось людей, кто бы не знал его лица, а этот явно делал вид.
— Кто ты такой?! — голос его стал резким. Воины мгновенно сомкнулись полукругом, готовые схватить Ань Цзю.
Она подняла руки и сделала несколько жестов.
Киданского языка она не знала, но владела немой речью. Тогда ещё не существовало самого понятия «язык глухонемых», но её движения были столь ясными, что все поняли, что перед ними немой.
Юноша уловил смысл. Мальчишка будто ждёт кого‑то.
Ответ показался ему странным, и он подумал: «Не только немой, но, может, и глухой?»
Он помолчал, потом тихо сказал что‑то своему воину и вышел.
Люди быстро покинули комнату за ним, но Ань Цзю почувствовала, что один всё же остался снаружи.
Женщина в голубом бесшумно спрыгнула с балки. В тот миг, когда её ноги коснулись пола, Ань Цзю резко отодвинула стул, нарочно громко скрипнув им по доскам.
Беглянка мгновенно поняла предупреждение и благодарно взглянула на неё.
