— Ради служения государю подданный готов отдать все силы, — произнёс Гао Дачжуан, и в его словах ясно слышалось, всю заслугу он приписывает себе одному.
Ли Цинчжи и остальные невольно нахмурились. Без их крови и риска, без тех ночей, когда они шагали по краю смерти, откуда бы взялось это «оглушительное» достижение?
Император скользнул взглядом по лицам присутствующих и, задержавшись на Гао Дачжуане, сказал:
— Отныне останешься при мне. Остальные, подчиняйтесь его приказам.
— Слушаюсь, — ответил Гао Дачжуан. Он больше не стал говорить, лишь поднял руку и сорвал с лица маску, позволяя государю увидеть своё лицо.
Таков был обычай: Император не мог не знать облика тех, кто стоит у него за спиной.
Суй Юньчжу, Ли Цинчжи, Цю Юньтэн и Сунь Дисянь тоже поочерёдно открыли лица.
Лоу Минъюэ немного помедлила, потом развязала повязку. После стремительного ночного скачка её вид был усталым: на лбу прилипли влажные пряди, в которых дрожали капли дождя, готовые сорваться; изящные брови придавали лицу живость и силу, не умаляя красоты.
Гао Дачжуан оставался спокоен. Он не тревожился. Хоть Лоу Минъюэ и была редкой красавицей, но не в том вкусе, что пленял Императора, если только его предпочтения вдруг не изменились.
Когда Ань Цзю сняла повязку, Гао Дачжуан невольно скосил взгляд. Увидев, что под ней скрыта ещё и маска из человеческой кожи, он облегчённо перевёл дух. Лишь бы девчонка не вздумала проявить чрезмерную прямоту и не сорвала её тоже.
Император окинул всех взглядом и слегка кивнул:
— Отставить.
Гао Дачжуан едва заметно выдохнул и первым поклонился, подавая знак к отходу.
Император вернулся к своему месту, посмотрел на разложенные перед ним бумаги и вдруг произнёс:
— Стойте!
Гао Дачжуан резко остановился, обернулся и поклонился:
— Государь.
Император развернул досье, его холодный взгляд скользнул по лицам, задержался между Ань Цзю и Суй Юньчжу, а затем остановился на первой:
— Осмелилась предстать предо мной не в истинном облике?
В списке значились три мужчины и три женщины, плюс Гао Дачжуан — человек, чья внешность не позволяла сразу определить пол. А теперь перед ним стояли четверо мужчин и две женщины. Очевидно, кто-то из них переодет.
Гао Дачжуан бросил на Ань Цзю притворно изумлённый взгляд, рухнул на колени и воскликнул:
— Государь, не гневайтесь! Девчонка впервые видит вас, не ведает, как себя держать. — Он склонил голову и тихо прикрикнул: — Сними маску, живо!
Остальные тоже опустились на колени. Ань Цзю достала из-за пазухи маленький флакон масла, смочила им края маски и через пару вдохов сняла её.
Под ней открылось лицо редкой красоты: черты тонкие, изящные, кожа — бледная, почти болезненная от долгого ношения маски. Когда она опустила ресницы, в её облике смешались хрупкость и достоинство. Стоило добавить каплю яркости, и стало бы вульгарно, убавить — исчезла бы прелесть.
Император несколько мгновений не отрывал взгляда, а потом спросил:
— Из рода Мэй?
— Так точно, — ответила Ань Цзю.
За последние годы не одна женщина из рода Мэй сопровождала императорский кортеж, и все они отличались той же утончённой прелестью. Недавно одну из них выдали за Хуа Жунтяня, и государь ещё не успел забыть её лицо, а теперь перед ним новая…
— Государь, — вмешался Гао Дачжуан, — четырнадцатая из рода Мэй искусна в стрельбе из лука. В недавней пограничной битве именно она переломила ход сражения и заставила войска Ляо отступить. Род Мэй недавно понёс тяжёлые утраты, четырнадцатая Мэй потрясена случившимся и не желала оскорбить вас. Прошу смягчить наказание.
Император усмехнулся:
— Гао Юаньсинь, ты всё так же не умеешь говорить и действовать.
Он вновь посмотрел на Ань Цзю, задержав взгляд на её лице, и наконец произнёс:
— Ступайте.
