Она действительно имела на это право, но для Хуа Жунцзяня её молчание означало одно, она не считала его близким. Для гордого юноши это было тяжёлым ударом. Тем более что друзей, которым он доверял, у него почти не было, а Ань Цзю была особенной — той, кто ему нравился.
— Забери свои вещи и уходи! Считай, что мы никогда не встречались! — вскрикнул он и, опустив взгляд, позвал: — Эй, кто‑нибудь!
Служанка поспешно вошла.
— Проводи гостью!
Он не взглянул больше на Ань Цзю и вышел, откинув рукав.
Она остолбенела, глядя ему вслед, не веря, что этот холодный человек — тот самый юноша, чья улыбка когда‑то сияла, как солнце.
Не нужно было гадать. Если Хуа Жунцзянь узнал правду, то без участия Вэй Юйчжи не обошлось, а нить, по которой пришла весть, была Мэй Жуянь.
Чу Динцзян всегда действовал осторожно, следов почти не оставалось, ведь прошло двадцать лет. Но Вэй Юйчжи сумел докопаться.
— Госпожа, — тихо напомнила служанка.
Ань Цзю оставила подарок и вышла. Слуги не слышали их разговора и не знали, что хозяин не принял дар.
На выходе она столкнулась с женщиной в алом, окружённой служанками.
Ань Цзю остановилась.
Мэй Жуянь, сияя улыбкой, поспешила к ней.
— Сестра, — позвала она, — служанка мужа сказала, что ты пришла.
— Вот как, — спокойно ответила Ань Цзю. — Теперь ты вторая госпожа Хуа.
— Все отойдите, — велела Мэй Жуянь.
— Есть, — поклонились служанки и отошли.
— Пойдём в беседку, посидим, — предложила она.
Ань Цзю кивнула.
Они прошли в сад. Беседка стояла у воды, вокруг колыхались лёгкие занавеси, ветер приносил прохладу. На столике лежали сладости, чай и стоял цзяовэй‑цинь1 с выжженным на корпусе иероглифом «Мо». Видно было, что Мэй Жуянь играла здесь недавно.
— Садись, сестра, — сказала она, усаживаясь у инструмента.
— Я думала, — произнесла Ань Цзю, — что твоя привязанность к господину Мо удержит тебя от поспешного брака.
Мэй Жуянь провела тонкими пальцами по струнам и улыбнулась, как цветок.
— Сестра забыла, я выросла в доме увеселений. Для такой, как я, ветреность — обычное дело.
— Лжёшь, — спокойно ответила Ань Цзю. Она видела, с какой нежностью та касается циня, и как взгляд её теплеет при этом.
С самого начала Ань Цзю, хоть и не питала к Мэй Жуянь симпатии, понимала, что под маской светской ловкости скрыта пылкая натура. Такие женщины не прощают обид.
Неужели Мэй Жуянь знала, что Вэй Юйчжи причастен к смерти господина Мо, и потому приблизилась к нему, а теперь, став женой Хуа, хочет воспользоваться властью рода, чтобы отомстить?
— Сестра ошибается, — Мэй Жуянь резко щёлкнула по струне, и звук пронзил воздух. — Между мной и господином Мо всё оборвалось в самый прекрасный миг. Любая женщина запомнила бы это на всю жизнь. Но кто устоит перед блеском титула второй госпожи Хуа? К тому же второй господин Хуа молод и красив; таких мужчин немного.
— Как Вэй Юйчжи узнал о происхождении Хуа Жунцзяня? — спросила Ань Цзю.
Мэй Жуянь удивлённо подняла брови, потом улыбнулась.
— Сестра стала проницательней, — сказала она. — От господина Вэя ничего не укроется. Раз уж мы с тобой когда‑то были близки, скажу прямо: род Хуа — один из сильнейших в Поднебесной, власть его способна соперничать с императорской. Разумеется, господин Вэй следит за ним особенно пристально. Он наполовину догадался, наполовину выследил, и неожиданно наткнулся на след. Чу Динцзян всё устроил тайно, но господин Вэй заподозрил, что настоящий Хуа Жунцзянь служит в Войске Повелителей Журавлей. Кто именно — не знал. А тут Чу Динцзян стал слишком часто действовать от имени рода Хуа, и скрыть это стало невозможно.
Лицо Мэй Жуянь не было ослепительно красиво, но в нём сочетались мягкость и сила, сдержанная страсть и едва уловимая дерзость — редкое обаяние.
Она, как и Мэй Цзю, была выдана замуж по воле Императора, но сумела устроиться куда лучше. Мэй Цзю до сих пор заперта в своём дворе, не смеет принимать гостей, а Мэй Жуянь свободно распоряжается собой и даже держит в руках тайны рода Хуа. И Хуа Жунцзянь, и цзайфу Хуа вынуждены с ней считаться.
В этом нет вины Мэй Цзю, просто Хуа Жунтянь слишком властен. Даже Мэй Жуянь не смогла бы устоять перед ним, что уж говорить о Мэй Цзю.
Может, так даже лучше: не придётся опасаться, что они сблизятся.
— Поздравляю, — сказала Ань Цзю и поднялась.
Мэй Жуянь опустила голову, улыбка на её лице медленно угасла. Она провела ладонью по струнам, будто по лицу любимого, и тихо велела:
— Дуцзюань, проводи гостью.
— Слушаюсь, — ответила служанка и поспешила за Ань Цзю.
Покинув дом Хуа, Ань Цзю немного постояла у ворот, потом отправилась в город и пообедала в трактире. До самого вечера она не возвращалась.
Когда зажглись фонари, она вновь тайно проникла в поместье Хуа и без труда добралась до покоев Мэй Цзю.
Мэй Цзю сидела одна за накрытым столом, не притронувшись к пище.
Через некоторое время служанка вошла и сказала:
— Госпожа, господин сегодня ночует в библиотеке.
Это звучало прилично, но на деле Хуа Жунтянь каждую ночь проводил там и ни разу не переступил порог её двора.
Мэй Цзю кивнула, взяла чашу и стала есть молча.
— Может, подогреть? — робко спросила служанка.
Мэй Цзю покачала головой.
Служанка отступила.
Ань Цзю, сидя на балке под потолком, наблюдала, как та безвкусно пережёвывает холодную пищу, потом вышла прогуляться.
Она последовала за ней. Ань Цзю знала, что Хуа Жунтянь сейчас в саду, и, судя по направлению, они могли столкнуться.
Служанка впереди несла фонарь. Мэй Цзю шла медленно, пока не увидела в беседке мужа. Тогда хотела было повернуть обратно, но Ань Цзю заметила, как в лице Хуа Жунтяня мелькнула тень разочарования.
Мэй Цзю сделала несколько шагов, остановилась и всё же повернула к нему. В глазах Хуа Жунтяня вспыхнул слабый свет.
— Господин, — поклонилась она.
— Встань, — ответил он ровно, без выражения.
— Господин ужинал? — спросила она осторожно. За время брака она немного изучила его нрав.
— Да, — коротко сказал он и, помедлив, добавил: — Садись.
Мэй Цзю растерялась, потом лицо её озарилось тихой радостью. Она присела напротив, заметила в его руках книгу и несмело спросила:
— Господин читает «Девять стратегий»2?
— Ты знаешь «Девять стратегий»? — удивился он.
Книга эта считалась редкой, автор её был малоизвестен, и даже учёные люди не всегда о ней слышали.
- Цзяовэй‑цинь (焦尾琴, Jiāo wěi qín) — легендарный древнекитайский струнный инструмент типа цинь, по преданию изготовленный из обгоревшего дерева; связан с образом Цай Юна (II–III вв.), одной из ключевых фигур интеллектуальной истории Китая II века, и стал символом утончённого вкуса, редкого таланта и трагической судьбы в китайской культурной традиции. ↩︎
- Цзю люэ (九略, Jiǔ lüè) — древнекитайский стратегический трактат, приписываемый Цай Юну (II в.), представляющий собой собрание «девяти стратегий» или принципов управления государством и ведения дел; известен фрагментарно и часто упоминается в классических источниках как образец ранней политико-военной мысли. ↩︎
