Ань Цзю, стараясь не встречаться взглядом с Хуа Жунцзянем, обернулась и мельком взглянула назад.
Чу Динцзян за последнее время продвинулся в искусстве так стремительно, что, если он нарочно скрывался, Ань Цзю уже не могла, как прежде, точно уловить его присутствие. Но только что она ясно ощутила, что он где-то рядом.
— Что ты там высматриваешь? — Хуа Жунцзян проследил за её взглядом, но ничего необычного не заметил.
Настроение Ань Цзю вдруг померкло.
— Это Чу Динцзян? — спросил он.
— Не знаю, — ответила она.
— А-Цзю, скажи, я и он действительно так похожи? — Хуа Жунцзян усмехнулся с лёгкой грустью. — Когда я гостил в доме Юй в Янчжоу, как-то раз, опьянев, увидел во сне человека, который сказал, что он — это я. Но выглядел он совсем иначе, скорее напоминал моего старшего брата.
— Тебе больше идёт роль беззаботного молодого господина, — спокойно заметила Ань Цзю.
— Возврата нет, — тихо сказал он. — Есть вещи, узнав которые, уже не сумеешь притвориться, будто не знаешь. — Хуа Жунцзян смотрел на реку, где вдалеке мерцали огни. — А-Цзю, ты знаешь, почему я тогда хотел жениться на тебе?
— Потому что я красивая, — без тени кокетства произнесла она.
Хуа Жунцзян громко рассмеялся:
— Не встречал я ещё такой девушки! Я хотел жениться на тебе, потому что твоя чистота давала мне покой. Хотя, конечно, красота тоже сыграла свою роль.
— Чистота? — Ань Цзю не сочла, что это слово хоть как-то к ней относится.
— Да, — кивнул он. — Когда я впервые увидел тебя на кладбище, на лице твоём было написано «посторонним не подходить», в глазах — одна лишь жажда убийства, и больше ничего. Прозрачная, как родниковая вода. — Он заложил руки за спину и посмотрел на неё. — Я хоть и живу беспечно, но не слеп. Теперь ты другая, но стала… человечнее.
Свет фонарей ложился на его изящный профиль; в глазах блестела улыбка, но в ней пряталась горечь, словно он стоял один посреди шумного мира.
Неожиданно Ань Цзю вспомнила Чу Динцзяна. Его одиночество было глубже, чем у Хуа Жунцзяня, и тяжелее.
— Столько лет я жил в роскоши, — сказал Хуа Жунцзян. — Если теперь скажу, что ненавижу Чу Динцзяна, ненавижу всех, кто распоряжался моей судьбой, не покажется ли это притворством?
— Не стоит так думать, — ответила Ань Цзю и после короткой паузы добавила: — Хотя, если честно, ты всегда был немного притворным.
Хуа Жунцзян вспыхнул, поднял ногу и пнул её:
— Ах ты, негодница! Неужели тебе трудно сказать хоть слово утешения?
Ань Цзю не стала уклоняться, и удар пришёлся прямо по голени.
— Почему не увернулась? — удивился он.
— Женившись на Мэй Жуянь, ты, пожалуй, поступил с собой несправедливо, — сказала она с оттенком сочувствия.
Он помрачнел. Эта женитьба, вероятно, и была одной из причин его внутреннего бунта: он всегда знал, что не волен выбирать себе жену, и потому предпочитал оставаться холостым, чтобы хоть немного пожить по своей воле.
— Мэй Жуянь? — переспросил он. — Это ведь А-Шунь?
— Она — пятнадцатая из рода Мэй, — уточнила Ань Цзю.
— Совсем не похожа, — усмехнулся он. — Ни красоты, ни очарования, как у других девушек Мэй. Ты, наверное, про то, что у неё сердце занято другим?
— Ты знаешь? — удивилась Ань Цзю. — Вы ведь женаты всего три дня.
— Кто я такой? — Хуа Жунцзян расправил плечи. — «Прошёл сквозь тысячу цветов, но ни к одному не прикоснулся». Весь Бяньцзин знает этого безупречного господина! С первого взгляда вижу, где любовь, а где пустота. — Он усмехнулся. — Пусть даже тот человек, что в её сердце, давно мёртв, всё равно ей придётся сидеть тихо в доме. Иначе мне не придётся даже вмешиваться, род Хуа не потерпит непорочной невестки.
Люди вокруг, услышав его громкий голос, начали оборачиваться. Хуа Жунцзян, довольный собой, провёл ладонью по виску, будто поправляя волосы.
— Ты и без того была не в духе, я не хотел тебя расстраивать… — начала Ань Цзю.
— Говори уж, — перебил он. — Ты ведь рождена, чтобы колоть людей словами. Одним уколом больше, одним меньше, какая разница.
— В Бяньцзине тебя давно считают забавой для пересудов, — спокойно сказала она. — Я не раз слышала в чайных домах, как тебя обсуждают. Ты, конечно, всё понимаешь, но продолжаешь жить, будто тебе всё нипочём. Почему же теперь…
Хуа Жунцзян умел принимать жизнь легко, и это можно было назвать либо широтой души, либо беззаботной глупостью.
Люди, услышав слова Ань Цзю, поспешно отвели глаза, опасаясь его гнева. Но он лишь задумался, не проявив ни раздражения, ни обиды.
Он мог позволить себе такую беспечность лишь потому, что судьба до сих пор ему благоволила. Но если бы дом Хуа перестал быть его опорой, смог бы он оставаться тем же весёлым повесой?
— А-Цзю, — тихо сказал он, — сегодня я понял, что ты никогда не испытывала ко мне чувств. И всё же я по-прежнему хочу жениться на тебе.
Он не добивался её настойчиво, потому что знал, старший брат уже взял в жёны девушку из рода Мэй, и потому ему с Ань Цзю не суждено быть вместе. Даже если бы она согласилась стать наложницей, это было бы невозможно. Так же, как и помолвка Хуа Жунцзюня, разрушенная волей обстоятельств.
— Сам себя разоблачаешь, — сказала Ань Цзю. — Ты же только что хвастался, что с первого взгляда видишь, где любовь, а где нет.
— Когда сам в ловушке, разум слепнет, — усмехнулся он. — Я человек осторожный, можно сказать, трусливый. — И, неожиданно наклонившись, он быстро коснулся губами её лба. — Но всё равно хотел сказать тебе это.
Сегодня Ань Цзю пришла поздравить его с браком, а он вспылил и из-за Чу Динцзяна, и потому, что понял, она не питает к нему ни малейшего чувства.
Его поцелуй вызвал вокруг настоящий переполох. Любопытные, что давно следили за ними, загалдели, кто-то даже выкрикнул:
— Эй, господин, обними её!
Лицо Ань Цзю потемнело. Она привыкла к тени, а не к вниманию толпы; быть выставленной на показ было для неё невыносимо.
Хуа Жунцзян, будто не замечая смятения, улыбался во весь рот.
— Я ухожу, — коротко бросила она и повернулась.
Он не стал следовать за ней, лишь смотрел, как её фигура растворяется в людской суете, а потом медленно пошёл вдоль реки.
Огни постепенно гасли.
