— Четырнадцатая молодая госпожа, госпожа Янь будет ужинать вместе с вами, — Вэнь Цуй, по-прежнему приветливая, стояла у дверей, заслоняя проход, и даже не думала уступать дорогу.
Мэй Цзю ничего не оставалось, как вернуться в комнату.
Ань Цзю ощутила её обиду и боль, но утешать не собиралась. Напротив, она холодно бросила:
— Прекрати, глупости какие! Из-за пустяка слёзы льёшь.
Мэй Цзю возмущённо подумала:
— Что же, и пожалеть себя нельзя? Я живу, или нет?
— Тогда скажи, — язвительно вмешалась Ань Цзю, — из-за чего именно ты так убиваешься?
Она владела собой и эмоциями мастерски. Долгие годы тренировок сделали её почти безупречной в умении оставаться холодной.
Мэй Цзю в изумлении заметила: всё, что она думает, Ань Цзю слышит.
И хотя голос её звучал жёстко, девочка ощутила непреодолимое желание выговориться. Молча, про себя, она прошептала:
— Я надеялась, что, вернувшись домой, увижу отца… а оказалось, он уже умер.
В ту же секунду Ань Цзю передались образы, воспоминания об этом человеке. Она поняла, чтобы ей увидеть прошлое Мэй Цзю, та должна его вспомнить.
— Ха! — фыркнула Ань Цзю. — Нашла о чём горевать. Разве не радость, что сама осталась жива? Ты замечаешь только утраты, а о том, что спаслась, и думать не хочешь. Жизнь для тебя — сплошная жалоба. Да ты и знала его-то едва ли. Умер, и что? Мелочь.
— Ты ничего не понимаешь! — горячо возразила Мэй Цзю. — Пусть мы редко виделись, но он всё же мой отец, моя кровь! Как можно отмахнуться? Если бы это был твой отец, сказала бы ты так?
— Да я пытаюсь тебя утешить, разве не слышишь? — разозлилась Ань Цзю. За всю жизнь она почти никого не утешала. — Если бы не нуждалась в тебе, таких слабаков я бы и убивать поленилась, патрон жалко тратить! Отец, мать… я в это не верю. Помню только одно: в двенадцать лет я убила своего отца.
— Ты… зачем? — у Мэй Цзю похолодела спина.
«Господи, это создание и при жизни было жестоким, а став духом…», — мысль дальше её ужаснула.
— Он был врачом, — спокойно продолжала Ань Цзю. — Но бил жену, бил меня. Одуревший от экспериментов, он испытывал свои лекарства на матери. Она погибла, а его даже суд не коснулся. Потому я и застрелила его.
После этого её заперли в исправительном приюте для подростков. Полгода спустя кто-то вытащил её оттуда, обеспечил крышей, дал место в команде по стрельбе из лука. Это были редкие дни радости после смерти матери. Затем за ними пришла иная жизнь, мрачная, без конца и края.
Незаконная организация увидела в ней то, что называла «врождённой жаждой крови» — наследство того самого мужчины, которого она называла отцом. С каждой новой смертью она становилась холоднее и равнодушнее. Ненависти к нему у неё не осталось, но и любви тем более.
Она произнесла это без всякого напряжения, словно речь шла о пустяках. Мэй Цзю побледнела, губы её задрожали.
— Эй! — недовольно отозвалась Ань Цзю. — Не смей дрожать!
— Ты… не человек! — в ужасе прошептала Мэй Цзю.
— В этом ты права, — равнодушно откликнулась та.
Теперь она была лишь частицей души, поселившейся в чужом теле, и человеком уже не считалась.
Мэй Цзю замолчала, съёжилась в углу постели, спрятала голову в колени и затряслась всем телом.
Лишь под вечер, когда настало время ужина, она встретила Мэй Яньжань. Слёзы хлынули, не останавливаясь. Ань Цзю предпочла промолчать. Любое её слово могло довести девчонку до обморока. Она только разделила с ней тепло: запах материнских волос и нежность объятий.
Это ощущение отличалось от прикосновений А-Шунь. Тут, сквозь непривычное сопротивление, пробивалось тихое облегчение. Казалось, именно здесь было самое безопасное место на свете.
