Мэй Цзю думала зажечь сонное благовоние вечером, но упустила одно: в доме Мэй подобные мелочи всегда выполняли служанки, поэтому до самой дремоты, когда она, обессилев, опустилась на мягкое ложе и закрыла глаза, не коснулась и пальцем крошечной палочки.
Как только Мэй Цзю уснула, Ань Цзю попыталась пошевелить телом и ощутила, насколько оно тяжело. Несмотря на то что её духовная сила превосходила человеческую норму, это тело не принадлежало прошлой воительнице, привыкшей к снотворным средствам.
Сделав несколько шагов, она разогнала оцепенение в суставах, и грузность слегка спала. Благовоние Ань Цзю тушить не стала. Привыкание к снадобью вреда не принесёт.
У тела есть предел, у духа же границ нет. Вот, например, одному человеку достаточно лишиться пальца, чтобы потерять сознание от боли, а другой стерпит молча и это тоже мера силы духа. Так и с дымом сонного благовония. Дух Ань Цзю мог сопротивляться, продолжая отдавать приказания телу, тогда как слабый дух Мэй Цзю погружался в беспамятный сон вместе с телом.
Аромат вился по комнате. Ань Цзю наугад взяла книгу и устроилась читать на ложе. С каждой минутой пепла на подставке становилось всё больше, и тело всё хуже слушалось. К счастью, в благовонии почти не было сильного яда, это лишь лёгкое снотворное. Немного погодя она вновь смогла заставить себя двигаться.
Когда стемнело, опасаясь, что Мэй Цзю проснётся, Ань Цзю достала ещё одну палочку и зажгла её, положив под кровать, а затем вытянулась на постели.
Скрипнула дверь.
В комнате не горел свет, и Яо Е в полумраке разглядела спящую госпожу. Она тихо позвала:
— Госпожа, пора вставать.
— Угу, — откликнулась Ань Цзю.
Она чиркнула огнивом, зажгла лампу и, поправляя медной спицей фитиль, сказала:
— Никто не ведает, когда люди из Тайной школы придут забирать учеников. Я велела приготовить ужин, вы сперва подкрепитесь.
— Хорошо, — она старалась говорить тише и мягче, подражая интонациям Мэй Цзю.
Но роль ей давалась плохо.
Среди убийц есть множество видов: те, кто умеет притворяться и играть, обычно работают вблизи, врукопашную. Ань Цзю же страдала буйной склонностью к насилию. Стоило ей сблизиться с жертвой, и волна возбуждения сметала рассудок, поэтому в организации её почти всегда посылали лишь на задания по дальнему устранению.
— Госпожа, вам нездоровится? — Яо Е подошла ближе, вглядываясь с тревогой.
— Нет, — выдавила Ань Цзю после долгой паузы.
Она с удивлением посмотрела, но расспрашивать не стала:
— Я велю подать еду.
Ань Цзю сидела на краю ложа и думала: «Если явится Мэй Яньжань, как держать себя?»
Стоило ей об этом помыслить, как за дверью прозвучал голос служанки:
— Приветствую госпожу Янь.
— Без церемоний, — ответила та и вошла в дом.
Откинув занавес, Мэй Яньжань увидела под светом лампы тонкую фигуру дочери. На первый взгляд — всё, как обычно, но что-то в её облике показалось ей непередаваемо одиноким, словно во всей вселенной больше не осталось никого.
— Цзю-эр, — выдохнула она, сердце её болезненно сжалось.
Ань Цзю подняла глаза. В её спокойном и тихом взгляде отражался свет лампы.
Мэй Яньжань знала, что Мэй Цзю всегда относилась к ней с глубокой почтительностью, той чистой привязанностью, что питают младшие к старшим. Но сейчас, встретившись с этим взглядом, она на миг испытала странное ощущение, будто в нём таились и любовь, и вина… Когда женщина присмотрелась внимательнее, то поняла, что то был всего лишь обман чувств.
— Не тревожься. Тайная школа подчиняется матриарху. То, что ныне выбрали тебя, лишь исполнение просьбы старшего Чжи, но с прочими учениками тебя не сравняют. Я уже поручила, чтобы о тебе заботились особо, и тебе ничто не грозит. Просто будь смелее, — сказала Мэй Яньжань, садясь рядом.
— Угу, — отозвалась Ань Цзю.
