Почти за тридцать лет жизни Цэнь Цзинь не раз слышала признания в любви, но ни одно из них не вызывало в ней такого ужаса, растерянности и неверия, как это.
Её застали врасплох. Кровь стремительно бежала по всему телу, и все невидимые шипы, что она столько лет прятала под кожей, вдруг разом прорвались наружу.
Она отчаянно хотела вернуть всё на место, к привычному порядку. Губы дрогнули, и почти неосознанно сорвалось одно слово:
— Нельзя.
Абсолютно нельзя.
Острота в глазах Ли У вдруг погасла.
— Что нельзя?
Цэнь Цзинь выпрямилась, будто готовясь к бою. Она смотрела на него пристально, как на противника, который вывел её из равновесия и заставил потерять контроль.
— Ты не можешь меня любить.
Сердце будто кто-то надорвал, и в разлом медленно просочилась боль.
Всё, что она держала из последних сил — стойкость, самообладание, хрупкое мужество — рухнуло в одно мгновение.
Ли У нахмурился, в его лице мелькнула тень обиды.
— Почему?
Грудь Цэнь Цзинь тяжело вздрогнула.
— А кем ты себя считаешь?
Он ответил просто.
— Я — это я.
— Правда? — уголки её губ чуть дрогнули, будто она не знала, какую маску выбрать. — Если бы ты действительно был самим собой, я бы тебе не нравилась.
Ли У замер и тихо спросил:
— Почему?
Он хотел добавить: «Потому что я недостоин?», но не решился. Ответ был очевиден им обоим, он был вырезан в самом начале их истории.
Низкая самооценка и гордость, надежды и разочарования смешались в нём в тугой узел. Сердце его сжалось от боли, и он пожалел, что открылся так рано.
Цэнь Цзинь тоже не могла сразу ответить.
— Почему я не могу быть в тебя влюблён? — повторил он, делая шаг вперёд. Разница в росте и возрасте придавала его напору особую силу.
Цэнь Цзинь почувствовала, как внутри всё сжалось, но осталась на месте.
— Тогда скажи, за что я тебе нравлюсь?
Ли У словно проглотил камень, слова не шли.
— В тот день, когда ты приехала за мной, тогда я и понял.
— Значит, это не настоящая любовь, — произнесла она спокойно, и почему-то в её голосе прозвучало облегчение.
Она говорила медленно, отчётливо, как судья, выносящий приговор:
— В твоих чувствах слишком много примесей: благодарность, зависимость, восхищение… Всё это путает тебе разум. Попробуй взглянуть на нас иначе, как на спонсора и подопечного, как на старшую и младшего, как на старшую сестру и младшего брата. Тогда твои чувства станут понятны, и в них не останется места для любви между мужчиной и женщиной. Подумай об этом ещё раз, не спеши навешивать на меня то, чего нет.
Юноша не отводил взгляда. Его лицо вспыхнуло, потом побледнело, будто волна эмоций поднялась до предела и рухнула в бездну.
— Ты оправдываешься? — его голос стал глухим, как пепел.
Цэнь Цзинь вздрогнула.
— Оправдываюсь? В чём?
— Неужели нет? Я знаю, что такое любовь, и мне не нужно, чтобы ты меня учила! — выкрикнул он, лицо его снова налилось кровью.
Он не хотел кричать, но не мог вынести того, что она ставит под сомнение его чувства. Пусть унижает его самого — это он стерпит, но не любовь.
Её холодная рассудочность была как лезвие, которое пронзало его насквозь.
Цэнь Цзинь смотрела на него с недоумением, почти с жалостью.
— Тогда я скажу прямо. Я не оправдываюсь перед собой, а оправдываю тебя.
— Мне не нужно, — ответил он, и в тот миг уже не думал о пути назад.
Его глаза блестели, как зеркало, в котором отражалась её тень.
Цэнь Цзинь отвела взгляд.
— В тот день, когда я приехала за тобой в Шэнчжоу, я ещё не была разведена. А если бы и потом не развелась, что бы ты сделал?
Глаза Ли У мгновенно покраснели. Один только этот воображаемый вариант заставил его задрожать от страха.
Он шумно втянул воздух.
— Я бы всегда молча любил тебя. Не стал бы искать девушку, не женился бы. До самой смерти любил бы только тебя, но не тревожил бы, не сказал бы ни слова.
Эти слова, как тонкая проволока, мгновенно сжали сердце Цэнь Цзинь.
Она стиснула челюсть, выровняла дыхание.
— Через десять лет ты не скажешь этого, — произнесла она.
— Почему ты так уверена? — спросил он.
— Потому что я старше тебя не менее чем на десять лет. Я знаю, как время меняет человека. Когда ты дойдёшь до моего возраста, поймёшь, что такие слова — лишь вспышка эмоций, детская горячность, не имеющая смысла.
— Ты не я. Почему решаешь за меня? — он вглядывался в её лицо, ища хоть малейшую трещину, за которую можно было бы зацепиться, но ничего не находил.
Его «старшая сестра» была безупречна.
Цэнь Цзинь холодно произнесла:
— Я никого не осуждаю, но не дам тебе того ответа, которого ты ждёшь. Это позиция взрослого человека, которому двадцать девять.
— А я что, требую ответа? — дыхание Ли У сбилось. — Я просто хотел сказать, что влюблён в тебя. Неужели даже на это у меня нет права?
Он сжал кулак и ударил себя в грудь, будто не знал, куда деть боль.
— Почему ты так легко решаешь за меня и за мои чувства? Я говорю тебе, через десять лет я всё ещё такой! Почему ты отнимаешь у меня даже шанс доказать это? Пусть я младше, пусть недостоин, но разве нельзя хотя бы день, минуту, секунду, просто любить тебя?
Глаза его налились слезами. Голос дрожал, но не от злости, а от отчаяния.
— Что я сделал не так, что ты даже любить мне не позволяешь?
Цэнь Цзинь оцепенела. Её сердце дрогнуло, и она не смогла сразу ответить.
Это был страх? Гнев? Или что-то иное, чего она не хотела признавать?
Она опёрлась на спинку стула, чтобы вернуть себе равновесие.
— Потому что твоя любовь не имеет будущего, — сказала она с горькой усмешкой. — Через десять лет мне будет сорок. Думаешь, я навсегда останусь двадцатидевятилетней?
Ли У резко вдохнул и задрал голову, будто сдерживая рыдание.
— А я, значит, навсегда восемнадцатилетний? Я тоже вырасту, стану тем, на кого ты сможешь опереться. Я буду учиться, верну тебе деньги, найду работу. Твои коллеги тоже тебя любят, и ты с ними спокойно разговариваешь. Почему я не могу? Почему ты смотришь на меня, как на чудовище, будто стыдишься моей любви?
Цэнь Цзинь выдохнула и собралась.
— Хорошо. Тогда скажи, сколько мне будет, когда ты станешь взрослым? — она подняла подбородок и посмотрела прямо в глаза. — Если ты так в меня влюблён, как же ты можешь заставить меня ждать? Я и так сделала для тебя слишком много.
Глаза Ли У расширились. Всё, что он только что собрал в себе, рассыпалось, как стекло под ударом.
Он будто провалился внутрь себя, не в силах дышать.
— Тогда зачем ты была со мной добра? Зачем заботилась? Если бы не ты, я бы не смог нормально учиться и добиться успехов! Ты сама приехала в Шэнчжоу, сама всё начала, а теперь хочешь отречься, только потому что я сказал, что влюблён в тебя?
Цэнь Цзинь будто ждала этого вопроса.
— Я уже говорила, я обещала довезти тебя только до университета. Ты, наверное, не знаешь, зачем я тогда решила помочь тебе. Хотела выиграть у моего бывшего мужа, чтобы доказать, что мой выбор был правильным.
Она говорила ровно, почти безжизненно, как человек, заранее приготовивший ответ.
— Да, я хотела помочь тебе, но прежде всего себе. Тогда я жила отдельно, в ужасном состоянии. Мне нужно было чем-то заняться, найти опору, отвлечься. Я старалась держать дистанцию, но если что-то в моём поведении дало тебе ложную надежду, прости. Без меня ты бы не смог нормально учиться, не добился бы нынешних успехов. Можешь не думать о возврате денег. Мы просто взяли друг у друга то, что нужно, и всё.
Цэнь Цзинь почувствовала, как по телу пробежал холод.
В безжизненном взгляде юноши она вдруг осознала, что сказала слишком много.
Она отступила на шаг и, указывая на кровать, произнесла устало:
— Сейчас поднимайся, собирай вещи и поедем со мной. Потом решим, что делать дальше.
