Моё лицо мгновенно вспыхнуло. Впервые в жизни я оказалась так близко к мужчине, почти прижала его к себе. Я изобразила спокойствие:
— Мой отец говорил, что люди мира боевых искусств не держатся за условности. Господин, прошу, выпейте!
Он вдруг улыбнулся. На его бледном лице эта улыбка была такой живой, что я почувствовала, как щеки пылают ещё сильнее. Он, не отпуская моей руки, выпил лекарство до дна. Я уложила его и подумала, что этой ночью он сможет спокойно поспать.
На следующее утро он специально пришёл ко мне поблагодарить за вчерашнее лекарство. Я в это время чистила клинок и беззаботно ответила:
— Не стоит благодарности. Если бы не ваша щедрость, пришлось бы мне ночевать на улице.
Он посмотрел на мой нож:
— Отличный клинок. Как он называется?
Я уже хотела сказать, что мой нож зовётся Циньгэ («Чистая песня»), но в последний момент решила солгать:
— Тяньба («Небесная глыба»). А ваш меч?
Он выхватил меч — в комнате вспыхнуло серебряное сияние, словно волны снега. Я невольно прищурилась и воскликнула:
— Великолепно!
Он провёл пальцем по лезвию:
— Его имя — Угуй («Без возвращения»).
Тяньба и Угуй… Неплохо сочетаются.
Он спросил:
— А как зовут вас, барышня?
— Меня зовут Се Циньгэ.
Он слегка улыбнулся:
— Мо Хаожань.
Не знаю почему, но в голове вдруг всплыла строчка, которую мать учила меня в детстве:
«В свете луны мы встречаемся, чистая песня говорит о Хаожане». Чёрт побери, это что же судьба?
— Вы вчера нашли отца? — спросил он.
Я печально покачала головой:
— Нет. Наверное, он ищет меня по дороге и ещё не успел приехать. А сегодня ведь уже начинается съезд боевых школ… Не хотелось бы, чтобы он пропустил важное дело.
Он заметил:
— Ты… сбежала из дома?
Я уже воспринимала его как своего, надула губы:
— Отец хотел выдать меня за этого подлого ублюдка Черепаху (звучит как «Угуй» по-китайски, прим. переводчика), да ещё в наложницы. Старший брат меня предал… Пришлось самой спасаться.
— Черепаху? — удивился он. — Отец хотел выдать вас за Черепаху?
— Именно! — я так стукнула по столу, что, не рассчитав силу, проломила угол. — Это тот самый Ниньюань-Хоу Шэнь Угуй, который хочет свергнуть малолетнего императора и сам занять трон!
Мо Хаожань побледнел, а спустя паузу тихо сказал:
— Так вслух лучше не кричать.
— Мы, люди мира боевых искусств, с двором не пересекаемся, — я вложила нож в ножны, всё ещё кипя от злости. — Но хуже всего, что я слышала: этот Шэнь Черепаха ещё и евнух и интересуется мужчинами! Так как же мой отец мог толкнуть единственную дочь в такой ад?!
Лицо Мо Хаожаня стало ещё белее. Я взяла его за руку, проверяя пульс:
— Что с вами? Опять яд действует?
Он покачал головой, губы сжаты. Выглядел он даже хуже, чем при приступах. И тут с улицы донеслись крики:
— Да здравствует глава союза!
— Отец приехал! — я радостно бросилась к окну, распахнула створку… И увидела внизу толпу, окружавшую мужчину лет сорока с гордым лицом. Это был не мой отец.
Незнакомец поднял руку, успокаивая крики, и громким голосом, усилив его внутренней силой, сказал:
— Я, Сюй, недостоин, но временно занимаю пост главы союза. Сегодня на съезде боевых школ на горе Дайцзун мы обсудим, как штурмовать гору Тяньмо и уничтожить демоническую секту, казнив её лидера Се Миньюаня!
Толпа взревела:
— Штурмовать гору Тяньмо! Уничтожить Се Миньюаня! Штурмовать! Уничтожить! У меня в голове звенела пустота.
Когда это мой отец стал главарём демонической секты?..
