Поскольку раны ещё не до конца зажили, днём У Чжэнь чаще оставалась в кошачьем облике: так она восстанавливалась быстрее. Странное дело, раньше она и минуты не могла усидеть без дела, каждый день обязательно искала себе какое-нибудь веселье, иначе скучала. Но чем ближе становилась к Мэй Чжуюю, тем сильнее словно заражалась его спокойствием и тоже училась переносить тишину.
Ни выездов за город скакать верхом, ни состязаний на плацу или конного поло, и даже в музыкальные дома и к куртизанкам стала захаживать редко. Во время лечения чаще всего она днём в виде кошки сидела с мужем в его ведомстве, дремала у него на руках, а ночью уже в человеческом облике клала голову на его колени и засыпала. Вся она стала какая-то ленивая и расслабленная.
Впрочем, днём она не всегда торчала у Мэй Чжуюя: если высыпалась, то выбиралась прогуляться по разным управлениям.
С тех пор как гладить котиков стало модой, под синими черепичными крышами и красными стенами котов внезапно сильно прибавилось. В отличие от дворовых, бездомных, эти были гладкошёрстые, сытые, крепкие. Их приводили чиновники, многие теперь негласно соревновались, у кого кот лучше.
У Чжэнь даже забежала к компании скучающих чиновников и понаблюдала их конкурс кошачьей красоты. Зрелище вышло так себе: коты едва не передрались, а за ними чуть не сцепились и их хозяева.
Чаще всего она наведывалась в Палату цензоров. У цензора Лю было два кота, которых растила его дочь Лю Тайчжэнь; внешне они ничем не отличались от кошачьего облика У Чжэнь, и сам Лю различить их не мог, так что она нередко подменяла одну из его кошек.
Завидев её, цензор Лю хмурился и свирепел, но стоило ей обратиться в кошку, как она могла запрыгивать ему на голову и восседать там победно и важно. В душе У Чжэнь ликовала и при каждом удобном случае мстила по-маленькому за старые обиды. Например, вдруг прыгнет и легонько пнет его лапой. А цензор Лю только добродушно хохотал, такой ласковый, будто подменили: «Вот какая ручная у меня кошечка!»
В такие моменты У Чжэнь всякий раз радовалась, что пару лет назад выбрала для «маленькой Змеи» именно этих двух котов: иначе как бы она сейчас так ловко пользовалась сходством?
Правда, всё-таки это отец подруги, и перебарщивать она не смела: вдруг Лю Тайчжэнь узнает и запинает ее до смерти. Поэтому появлялась лишь изредка: пробежится кругами, посидит у него на плече или на голове да отвесит невесомый кошачий тычок. От таких безобидных лапок цензор не серчал, а, наоборот, каждый раз гордо хвалился, какая у него ласковая кошка.
Поскольку У Чжэнь часто бегала в Палату цензоров, Мэй Чжуюй, не дождавшись её перед окончанием службы, стал подкарауливать ее у их ворот. В первый раз цензор Лю заподозрил неладное, когда одновременно появились три одинаковые полосатые кошки. Увидев, как Мэй Чжуюй долго и внимательно разглядывает всех троих, а затем с величайшей серьёзностью берёт на руки одну, цензор и вовсе пал духом.
— Это ваша кошка? — спросил он.
Мэй Чжуюй продолжал вглядываться в ту, что держал, и, решив, что не ошибся, кивнул:
— Моя.
Цензор покосился на невинно-послушную полосатую кошку в его руках и внезапно остро почувствовал, что в последнее время кто-то явно им пользовался, хотя он не мог понять как именно.
Дорогою домой Мэй Чжуюй всё время с кошкой разговаривал, но та и звука не издала, как будто не понимает речи. В эти дни глаз у него стал, конечно, намётанный: девять раз из десяти он угадывал супругу верно. Только У Чжэнь нарочно его дразнила, притворялась самой обычной кошкой. Однажды он даже принёс её домой, а она не превращалась обратно до самой глубокой ночи. Он уж было решил, что действительно промахнулся, и чуть не помчался среди ночи с кошкой перерывать дом Лю, чем сильно рассмешил У Чжэнь.
После нескольких таких надувательств Мэй Чжуюй и сам осторожничал: поднимал кошку на ладонях и очень долго вглядывался в её круглые глаза. Наконец У Чжэнь не выдержала, хлопнула его лапой по лбу и, улыбаясь, сказала:
— Сегодня тоже угадал!
Он только тогда с облегчением выдохнул.
Даос Шуан Цзян несколькими днями раньше покинул Чанъань. Раз уж рядом с Мэй была У Чжэнь, младший даос избежал того, чтобы младший учитель содрал с него шкуру вторично. Перед отъездом У Чжэнь слышала, как он бормотал, что сообщит всем старшим и младшим в обители о женитьбе младшего учителя, и в голосе звучало восторженное ожидание в духе: «Друзья-даосы, разделим же эту великую радость, даже если ценой собственной гибели».
«Как бы не вышло, — подумала У Чжэнь, — что вскоре все даосы из Чанси съедутся в столицу».
