Мэй не стал спорить и уступил им пространство. Его комната находилась совсем рядом, лишь стена отделяла его от веселья, так что смех и болтовня слышались отчётливо.
Он раскрыл книгу. Стоило донестись голосу У Чжэнь, ка он задерживал взгляд на строке, прислушивался, когда она замолкала, он снова принимался за чтение.
Так прошло немного времени, и вдруг что-то метнулось ему навстречу. Он даже не поднял головы просто протянул руку и поймал красный, величиной с ладонь, персик. Поднял глаза и увидел, как на стене, перегородке между двором и галереей, висела улыбающаяся супруга.
В одной руке у неё была фруктовая тарелка. Увидев, что Мэй посмотрел, она взяла ещё один персик и швырнула ему.
— Очень сладкие, дорогой, попробуй, — сказала У Чжэнь, лежа на стене.
Мэй послушно откусил и вправду персик был сладкий как мёд. В эту секунду У Чжэнь вскрикнула: её качнуло, словно кто-то с той стороны дёрнул, пытаясь стащить вниз. Мэй подался вперёд, чтобы подхватить, но У Чжэнь уже плюхнулась вниз и с другой стороны стены громогласно распекала:
— Ах ты, Ван Амань! Чуть юбку не сорвала! Постой у меня! И не вздумай бежать!
Раздался взрыв хохота, послышались шаги.
— Эй, ну как же так? Договорились сегодня развлекаться сами, а ты и часа без мужа не можешь вытерпеть, все к стене лезешь разговаривать! Так не пойдёт!
— Вот-вот! Если вторая госпожа ещё раз полезет, мы все дружно стащим её вниз!
У Чжэнь побранилась, но больше на стену не лезла. Мэй спокойно сел и доел оба персика.
За стеной было постоянно шумно, а когда проснулись уложенные на дневной сон ребятишки и вовсе загоготали. Дети были в самом неудобном возрасте, когда ни уговоров не слушают, ни просьб. Похоже, мальчишки сцепились, один кричал в полный голос; плач накатывал волной и всё усиливался, словно был готов разнести крышу.
И вскоре Мэй увидел над стеной быстрый силуэт: У Чжэнь, прижимая к себе взбрыкивающего мальца, перемахнула через ограду.
Подбежала, поставила перед Мэй Чжуюем мгновенно умолкшего мальчишку:
— Этот сорванец двух девочек обижал, слушаться не хочет и орёт не переставая. Муж, присмотри-ка за ним.
И сама ушла в сторону. Совесть, что она подкинула мужу хлопот, её, похоже, не мучила.
Стоило убрать этот громыхающий комочек, как за стеной снова зазвенели смех и разговоры. Оставленный на произвол судьбы мальчик на миг растерялся, а потом закатил представление: валялся на земле, ревел в голос, решив во что бы то ни стало устроить бурю.
Мэй холодно взглянул на него и отложил книгу. Кроме той истории с маленьким вариантом самой У Чжэнь, ему ещё не попадался ребёнок, которого он не смог бы урезонить.
С той стороны стенки дамы смеялись, но все уши навострили. Услышав отчаянный вой, одна нахмурилась. Это была мать мальчика. На лицах у подруг промелькнула сочувственная усмешка; она закатила глаза, вполголоса проворчала:
— Совсем несносный. Хоть даром отдавай. — А потом, уже тревожнее, шепнула У Чжэнь: —Может, забрать его обратно? А то вдруг мешает вашему мужу.
У Чжэнь, закинув ногу на ногу, неторопливо отпила вина и покачала головой:
— Не волнуйся. Подожди. Мой муж лучше всех умеет ладить с детьми. Увидишь.
И в этот миг плач как отрезало. Тишина и всё. Дамы переглянулись. Одна спросила:
— Как так? Он обычно орёт громко и долго, а тут вдруг стих. Неужто ваш Мэй его вырубил?
Прошло ещё немного времени. Над стеной одна за другой показались любопытные головы. Заглянув, все остолбенели: на низком столике перед господином Мэй сидел тот самый шалун, носом к бумаге, с кистью в руке и выводил иероглифы. Плечики вздрагивают от сдерживаемых всхлипов, беленькое личико сморщено, глаза как две чёрные сливы, блестят слезами; и при этом Мэй не давал ни малейшей поблажки, отрывисто, холодно бросил:
— Сядь прямо.
Мальчишка икнул и изо всех сил выпрямил спинку.
Все разом уставились на У Чжэнь, на лицах была открытая зависть: «Значит, вторая госпожа не пустословила: господин Мэй и вправду умеет управляться с детьми. Что же он с ним сделал?»
У Чжэнь улыбнулась:
— Наверное, сказался свой чин в Министерстве правосудия, стоит ему нахмуриться и уже страшно.
Лишь когда гостьи нагулялись и разошлись, Мэй выпустил мальца. Тот, словно все горе на свете было у него на плечах, бросился к матери, обхватил её за ногу, готов был опять разрыдаться, но, будто что-то вспомнив, осторожно оглянулся и поймал взгляд господина Мэй. И слёзы тут же пропали, он только тихонько прилип к матери.
Даже его мать удивилась такой покладистости, довольная она подумала: «Надо бы запомнить, как снова начнёт беситься, отправлю-ка его на денек к господину Мэй».
