На растерянном лице Мэй Чжуюя проступило по доле простодушной глупости и неуверенности и целых шесть долей паники.
Императрица У, заметив неладное, сменила улыбку на подозрительную, похлопала его по руке и сказала: «Что такое, беременна и не радуешься?»
Мэй Чжуюй наконец очнулся от её похлопывания и с трудом обрёл каплю самообладания. Выдохнув, с самым серьёзным видом спросил у Люфына:
— Я сегодня неосторожно упала и ушиблась. Это не повредит ребенку?
Люфын ещё только сложил руки в поклоне, а императрица уже посмотрела с укором:
— Ты ведь всегда была сорвиголовой — ни минуты на месте! В детстве по крышам бегала, я думала, выйдешь замуж поумнеешь. А ты!..
Сказав это, она повернулась к Люфыну и распорядилось:
— Живо, осмотри её как следует.
Люфын принялся обстоятельно объяснять и уговаривать и лишь тогда удалось успокоить эту пару, которая с виду сёстры, а в сущности, старшая сестра и зять. Он выписал лекарства для сохранения плода, наставил, на что обратить внимание, и удалился. Императрица У снова взяла «сестру» за застывшую руку и принялась распекать.
Мэй Чжуюй стойко принимал «сестринскую» заботу, но сам ещё был словно не в себе: стоило ему покоситься на собственный живот, как он немел на месте точь-в-точь как от наваждения.
Императрица У сказала:
— Раз уж понесла, впредь не смей всё время мериться кулаками. Слыхала, ты частенько шастаешь на оба плаца и там сражаешься. Теперь нельзя. И охоту пока брось. Прежде всего беречься!
Мэй Чжуюй собрался и ответил императрице как положено:
— Да, я понял, впредь буду осторожнее.
Он и без того не умел принимать безоглядную бесшабашность У Чжэнь, а тут ещё эта новость. И радость, и страх, и растерянность — ему было непонятно, как играть роль У Чжэнь перед императрицей.
Императрица У, хоть ослепни, и то поняла бы, что с младшей сегодня что-то не так. Нахмурившись, она оглядела её с ног до головы, взгляд стал острым:
— Что с тобой на самом деле?
— …В самом деле ничего.
Пока в зале становилось всё более неловко, к фаворитке Мэй с поклоном вошла её камеристка и доложила: Мэй Чжуюй у дворцовых ворот просит аудиенции.
Наложница Мэй удивилась: видела племянника она нечасто, но знала, что характер у него норовистый, в чём-то он на неё похож, и чтобы вот так просился на приём? Невиданное дело.
Мэй Чжуюй племянник фаворитки Мэй и, кроме того, супруг У Чжэнь. А раз У Чжэнь здесь, императрица, само собой, махнула рукой — пусть войдёт. Пока ждали, императрица и наложница Мэй шептались в сторонке и временами косились на молчаливо сидящую «У Чжэнь».
Дело было не только в императрице, наложница Мэй тоже с самого начала присматривалась к этой «У Чжэнь», и чем дольше глядела, тем явственнее видела, что это не У Чжэнь, а больше похоже на её племянника Мэй Чжуюя. Сказала об этом императрице и у той тоже лицо стало многозначительным.
После недавней истории, когда наложница Мэй обернулась кошкой, обе разом вспомнили всевозможные легенды о всякой чертовщине и, глядя на «У Чжэнь», сделались совсем уж странными. Взгляд императрицы стал ещё и настороженным.
А вдруг это наваждение, некое нечистое, чужое, влезло в тело её сестры? Что тогда?!
Когда «Мэй Чжуюй» привычно и уверенно вошёл в зал, императрица бросила на него взгляд и сухо спросила:
— Что же вас к нам привело сегодня господин Мэй?
У Чжэнь, завидев сестру, по привычке улыбнулась, ловко и грациозно поклонилась:
— Разумеется, соскучился… — На полуслове заметила сбоку собственное тело, голос осёкся, и она торопливо сменила «сестру» на «супругу», откашлявшись:
—…соскучился по супруге, пришел забрать её.
Императрица, едва увидела этот нарочито изящный поклон, ощутила знакомый зуд в пальцах. Услышав ещё и эту легкомысленную интонацию и увидев глаза, искрящиеся живой удалью, удивилась: да что же случилось с ее всегда таким степенным зятем? Похоже, не только младшую переклинило, но и Мэй Чжуюя тоже.
Покосившись на эту странную чету, императрица взглядом дала знак наложнице Мэй, та мигом вывела всех служанок: в зале остались четверо. Императрица медленно обратилась к «Мэй Чжуюю»:
— У Чжэнь, что за чертовщину вы тут устроили?
Императрица хотела лишь прощупать, но стоило ей это сказать, как «Мэй Чжуюй» улыбнулась, без церемоний уселась рядом и похвалила:
— Сестричка, ты, как всегда, прозорлива, с одного взгляда всё разгадала!
Голос чистое кокетство, и вместо «ваше величество» — «сестричка». Императрица от такой неподходящей лицу интонации едва не поперхнулась, досаду удержать не смогла и рявкнула:
— Перестань гримасничать! Портишь безупречное лицо Мэй Чжуюя!
А У Чжэнь хоть бы что, ещё и повернулась, улыбнулась молчаливому «настоящему» Мэй Чжуюю:
— А муж и не против.
Мэй Чжуюй, хотя и сам непривычно смотрелся с такой ослепительно-весёлой улыбкой, понимал: дело с обменом телами и без того малоприятное, не стоит стеснять У Чжэнь ещё больше. Пусть будет, как ей по сердцу.
Наложница Мэй подвела итог:
— Итак, вы с супругом и впрямь поменялись телами?
