С осенним похолоданием У Чжэнь велела принести в дом множество хризантем: тёмно-бордовые чернильные, лёгкие белые нефритовые, холодные зелёные, жёлтые и розовые пышными шапками они заняли все комнаты, а под навесом поставили ещё десяток горшков. Стоило подойти и тянулся хризантемный дух: не такой властно-сладкий, как у османтуса, а мягкий, прозрачный, с прохладной нотой осени.
Только что они расправлялись с османтусовыми сладостями — пирожными, чаем, клецками с ароматом цветов, и вот, с роспуском хризантем, на кухне начались хризантемные блюда. По утрам каша с лепестками, днём похлёбка, вечером чай из хризантем. Через пару дней У Чжэнь это порядком наскучило, и она принялась искать чего-нибудь новенького и вскоре привезли большой короб крабов.
— Осенью есть краба это самая прелесть!
Осенний краб как раз полон жирной жёлтой икры. Те, что принесла У Чжэнь, были на редкость крупными: их только распарили, раскололи панцирь и целые гнёзда золотистой икры лежат, лишь глянешь слюнки текут и вкус отменный.
Обычно в это время года У Чжэнь велела покупать в дом лучших крабов, но нынче она была беременна, много их есть ей нельзя. Так что вся корзина досталась Мэй Чжуюю, а У Чжэнь только смотрела. Да и вина ей тоже нельзя, что совсем жалко.
Без неё, как ни вкусны они, Мэй Чжуюю крабы были безрадостны он их не любил. Увидев, как он не ценит, У Чжэнь возмутилась и с притворным возмущением заявила:
— Хоть я и не могу есть, но, если съешь ты, то и я смогу вкус попробовать.
Мэй Чжуюй не понял: с чего это, если он съест, она сможет попробовать. У Чжэнь ответила делом: как только он доел, она набросилась и расцеловала его вдоволь. Мэй Чжуюй, застигнутый врасплох, вспыхнул до корней ушей, румянец на шее ничем не спрячешь. Когда она потянулась за новым поцелуем, он поспешно отшатнулся.
По привычке друзья каждый год в это время присылали У Чжэнь корзины с крабами, и в этот раз, как только начался сезон, во двор семьи Мэй ежедневно привозили по нескольку корзин. Друзей у неё тьма: тут корзина, там корзина, вся кухня была завалена крабами. Есть-то почти некому: только Мэй Чжуюй да пара слуг. За несколько дней Мэй Чжуюй уже ощутил, что пополнел; по утрам, берясь за меч, тренировался дольше обычного.
У Чжэнь была этому только рада. Вечером, распластанная на кровати, она ласково проводила ладонью по талии мужа и, смеясь, говорила:
— Полнеть тебе к лицу. С первой встречи я считала тебя слишком худым.
Слишком острое, болезненно хрупкое худосочие, сразу видно, что жизнь была не добра к нему.
Мэй Чжуюй осторожно коснулся её начинающего округляться живота и подтянул повыше одеяло. У Чжэнь фыркнула и нарочно шлёпнула его крупной ладонью по своему животу, раздался звонкий хлопок. Мэй Чжуюй мигом отдёрнул руку и неодобрительно нахмурился:
— Так хлопать не надо…
У Чжэнь поддела его:
— Что, боишься, что разбудишь?
Мэй Чжуюй сжал её руку под одеялом и сказал:
— Ты в последнее время почти не ешь.
В начале беременности аппетит у многих пропадает, У Чжэнь не придавала этому значения: чего она только вкусного в жизни не пробовала, парой трапез больше, парой меньше. Ей было куда интереснее искать лакомства для мужа. Осень это самое время накопить осенний жирок: надо откормить человека, чтобы не оплошать перед щедрыми дарами сезона.
Для Мэй Чжуюя плохой аппетит У Чжэнь был серьёзной проблемой, он переживал каждый день. Но он не был, как она, знатоком столичных вкусностей и не знал, где отыскать что-то новенькое. И главная беда была в том, что он не понимал, чего ей хочется. Да и она сама не знала: недаром говорят, вкусы у беременных капризны.
Думая об этом без конца, он и на службе в Министерстве наказаний ходил хмурый. Человек и так холодный, малодоступный, а тут ещё эта мрачность: подступиться вовсе трудно.
— У жены моей, как забеременела, вкус переменился: каждый день требует солений, и всей семье приходится их есть, зубы уже болят… — жаловался как-то один писарь товарищам, и вдруг за спиной раздался голос:
— Простите… Вы сказали, соленья? Беременным женщинам они нравятся?
Писарь обернулся и подпрыгнул: спрашивал знаменитый в Министерстве начальник отдела Мэй, суров в работе и столь же нелюдим в быту. С ним никто не ждал светской беседы, а тут он сам заговорил! Писарь смутился до заикания. Только через мгновение вспомнил вопрос и, теребя чёрный повязанный клобук, неуверенно ответил:
— А? Да-да, соленья… Моей нравятся. Нравятся ли они другим беременным, я не знаю.
Мэй Чжуюй решил попробовать. Вскоре растерянный писарь уже объяснял, где купить соленья. В тот вечер Мэй Чжуюй принёс домой большую бочку.
— Вкус ничего, аппетит раззадоривает, — и правда, за ужином У Чжэнь съела больше обычного, и Мэй Чжуюй невольно облегчённо выдохнул.
Когда он ушёл купаться, У Чжэнь скорчила горькую мину, запила солёный привкус целым кувшином хризантемного чая. По правде сказать, уж больно солоно. Если бы не заботы мужа в последние дни и не желание его ободрить, она бы и в рот этого не взяла. Интересно, кто подал ему такую блестящую идею?
