С началом лета грозы участились: по утрам ещё жарко и душно под ослепительным солнцем, а после полудня небо заволакивает тучами, и гром гремит без умолку. В такие дни нечисть и в городе, и за его стенами ведёт себя на редкость тихо. Змеиная владычица Лю Тайчжэнь по привычке каждый год уезжает на полмесяца в монастырь Дунсюань: молится за упокой своей покойной матери и заодно бережёт здоровье, ведь в своём человеческом облике она хрупкая и болезненная женщина.
Лю Тайчжэнь бывает на рынке нечисти куда чаще, чем У Чжэнь, и дел у неё обычно больше: У Чжэнь нередко поддаётся характеру и лентяйничает, а Лю Тайчжэнь, напротив, всё держит в порядке. Так что на эти две недели всё управление рынком нечисти в Чанъане обычно переходит к У Чжэнь.
— Если что-то случится пошлите за мной Лин Сяо или Чжу Ин. А если ничего серьёзного, лучше не тревожь меня, справляйся сама, — как всегда напомнила Лю Тайчжэнь накануне отъезда.
— Да знаю я, — отмахнулась У Чжэнь. — Твои помощники толковые. За эти две недели без тебя Чанъань не развалится.
И правда, нечисть боится грома, а гроз нынче много, никто и носа не покажет, так что это самая спокойная пора в году.
Как только Лю Тайчжэнь уехала, У Чжэнь и сама почти не показывалась на рынке нечисти: жила у Мэй Чжуюя и бездельничала рядом с ним. Когда он уходил на службу, ей бывало скучно шататься одной, и она, обернувшись полосатой кошкой, забегала в канцелярию Министерства правосудия, поглядеть на господина и заодно прислушаться, не злословит ли кто за его спиной.
Несколько дней всё шло тихо, пока однажды глубокой ночью У Чжэнь не вздрогнула и не проснулась. Она резко распахнула глаза, прижала ладонь к груди, словно у нее перехватило дыхание. Мэй Чжуюй, спавший рядом, тоже проснулся, зажёг лампу, наклонился и коснулся её лба:
— Что с тобой? Плохо себя чувствуешь?
У Чжэнь села, глубоко вдохнула, потерла висок и покачала головой:
— Ничего. Видно, приснилось дурное.
Снаружи завывал ветер, небосвод разрывали молнии. На миг весь мир белел, и через решётку окна вспыхивал свет даже в комнате, затем раздался тяжёлый удар грома так, что задребезжали рамы. У Чжэнь глянула в темноту за окном и странная, беспричинная тяжесть легла на сердце, появилась тревога.
Мэй Чжуюй налил ей чаю, приложил ладонь к её лбу и вполголоса прошептал пару строк. У Чжэнь ещё ныло в висках, но от его холодной ладони думы прояснились; она сделала глоток, улыбнулась:
— Уже лучше. Спи.
— Угу, — ответил он и не стал гасить лампу. Уложил её обратно, обнял и ладонью прикрыл ей ухо: — Спи.
Снаружи гремело так, что стены дрожали, но в его объятиях, под спокойным, уверенным взглядом У Чжэнь невольно почувствовала себя защищённой, закрыла глаза и потихоньку уснула.
А тем временем, на пустоши у подножия трёх горных хребтов в стороне от Чанъаня, молодой даос с завязанным узлом волос и в белом одеянии, с деревянным мечом за спиной, мчался с невероятной скоростью. Пыль и грязь облепили серые тканые туфли, подол белой рясы был в брызгах. Вид у него был измождённый, но шаг не замедлялся, и он всё оглядывался через плечо.
За спиной — только густая ночная тьма, ничего необычного. Но даос словно чувствовал рядом неотвратимую опасность; лицо его было мрачным. В руке он держал даосский компас с двойной рыбой инь-ян, и серебряная стрелка дрожала, безошибочно указывая на Чанъань.
— Откуда такая напасть?! — процедил он и прибавил ходу.
На рассвете У Чжэнь проснулась. Обычно она спит до позднего утра, а если Мэй Чжуюю не надо на службу и вовсе до тех пор, пока он не придёт ее будить. Но этой ночью ей спалось тревожно, вот она и поднялась рано.
— Похоже, сегодня опять будет дождь. Небо всё не проясняется, — заметил Мэй Чжуюй. Он и сам смутно чувствовал неладное, хотя виду не подал.
К полудню серое небо так и не просветлело: глухо ворчал гром, но дождь не начинался. Пообедав тем, что приготовил старый слуга, У Чжэнь сказала пару слов и вышла. Вела себя она как обычно, Мэй Чжуюй ничего не заподозрил, только проводил взглядом.
На улице она пришпорила коня; порыв ветра раздул полы одежды. Прищурившись на ворочающиеся тучи, она сжала брови, погнала быстрее к Восточному рынку и нырнула на рынок нечисти. Днём там и так тихо, а в грозовую пору и подавно. У Чжэнь прямиком поднялась в башню Янь и неожиданно застала там Шэньгуна.
Тот, хоть и числился у неё помощником, редко сидел в башне: чтобы его найти, обычно приходилось перерыть все закоулки. А нынче он был на месте, да ещё и угрюмый.
У Чжэнь остановилась, затем быстро подошла и села напротив:
— Ты тоже что-то учуял?
Шэньгун замялся, вынул свою книгу без слов, перелистал пустые страницы и наконец сказал:
— Нехорошо.
— Что именно нехорошо? Говори прямо.
— Сам толком не вижу. Но что-то дурное идёт к Чанъаню.
— Что-то дурное… — нахмурилась У Чжэнь.
Шэньгун посмотрел на неё и вздохнул:
— То, с чем ты ещё не сталкивалась. — Смотрел он на неё теперь почти по-родственному, как старший, провожающий младшего в опасную дорогу: тревога стояла в глазах.
От этого взгляда У Чжэнь, наоборот, собралась. Улыбнулась и на лице впервые проступила не привычная беспечность, а сдержанная серьёзность:
— Поняла. Позови Ху Цжу, мы вместе поднимем большой барьер башни Янь. А потом ступай к Чжу Ин и Лин Сяо, скажи, чтобы лавку закрыли и никуда не двигались: пусть тут дежурят. Посмотрим, что это за напасть к нам идет.
