Услышать такие слова из уст Цзи Боцзая — дело нешуточное. Мин И приподняла бровь и взглянула на него, и, не скрывая насмешки, произнесла:
— В тебе нет тех сложных глубин. Пусть даже ты проиграешь мне в первый год — на второй твои шансы на победу будут куда выше.
Вану Юн уже исполнилось семнадцать лет. Род Мин больше не стал бы терпеть её слишком долго. Даже если в этом году ничего не случилось— в следующем они обязательно предприняли бы шаги. Мин И уже тогда прекрасно понимала: вечно выигрывать не получится.
Цзи Боцзай скользнул по ней взглядом:
— Стоило мне тебя немного похвалить — ты уж и поверила? Я сказал: не факт, что выиграю. Но и не сказал, что точно проиграю. С твоей вечной нерешительностью — стоит кому-то в команде допустить ошибку, и ты тут же пострадаешь. А как только получишь рану — и думать забудь о равной борьбе со мной в следующих состязаниях.
Мин И дёрнула уголком губ, отводя взгляд. Взяла из блюда кусочек тушёных рёбрышек:
— Вожак команды обязан думать о целом. А если ты просто хочешь быть бойцом — тогда да, можешь уцелеть до самого конца. Но… кто бы ни возглавил остальных троих — вы не факт, что дойдёте до следующих этапов состязаний.
Она говорила чистую правду. Сегодняшняя схватка ясно это показала: у этих людей силы были отнюдь не малые, но вот духа сотрудничества — ни на грош. Стоило бы хоть одному городу целенаправленно сыграть против них, разбивая одного за другим, — и они бы тут же рассыпались, как ветхая ткань под дождём.
С такой командой не то что мечтать о трёх верхних городах — тут бы живыми остаться.
Цзи Боцзай ловко перевернул палочки и выхватил у неё из-под носа тот самый кусочек рёбрышек:
— Моё дело — выиграть финальное состязание в боевом искусстве. Всё остальное… меня не касается.
Мин И растерялась на мгновение, но быстро опомнилась и с лёгким раздражением выхватила рёбрышки обратно:
— Ты и впрямь…
В нём не было ни капли чувства принадлежности к городу, никакой гордости за него. Для Цзи Боцзая это была лишь одна выгодная битва — шаг, чтобы с её помощью получить славу и статус, а потом использовать всё это ради мести за своего благодетеля.
Это было вполне объяснимо… но Мин И не нравилось его отношение.
Вполне приличные рёбрышки оказались в жалком состоянии — то один, то другой тыкал в них палочками, будто на поле брани. Синь Юнь метнула взгляд сначала в одну сторону, потом в другую, и, не выдержав, молча протянула вперёд свою чашку, подставив её под тот несчастный кусок, что стал жертвой их поединка.
— Не знаю, о чём вы тут спорите, — пробурчала она, поджав губы, — но это блюдо я готовила целый час.
Она нахмурилась, с обидой добавив:
— Если не по вкусу, завтра и отправляйтесь в столовую, ешьте, что там дают.
Оба тут же, словно по команде, очнулись от напряжения — будто вытянуло их с военного поля — и поспешно потянулись к еде, как ни в чём не бывало.
Немного успокоившись, Синь Юнь тихонько улыбнулась:
— Я уже договорилась с поварами — завтра в Юаньшиюане день посещения родных. Я вам устрою настоящий пир, не забудьте только вернуться вовремя.
В Юаньшиюане всегда строго требовали, чтобы ученики жили в самой академии. Потому раз в три месяца разрешали два дня для посещения родных — праздник посещения семьи. Каждый раз в такие дни у ворот академии становилось шумно, как на уличном рынке — люди приходили целыми семьями, с гостинцами, с повозками, с голосами, полными нетерпения и радости.
Но у Мин И в этом месте не было ни родителей, ни старших родственников. У Цзи Боцзая — тоже. А уж Синь Юнь и вовсе давно порвала с семьёй. Так что решили собраться втроём — посидеть вместе, согреть друг друга вниманием.
Кто бы мог подумать, что на следующее утро первой появится вовсе не повозка из заведения «Хуа Бэчжи», а… родные Синь Юнь.
Она на мгновение опешила, но затем в лице заиграли тёплые нотки радости. Быстро обернувшись, поспешно поклонилась Мин И и Цзи Боцзаю:
— Простите… я должна сначала к ним.
— Пустяки, — отмахнулась Мин И. — Я в последнее время заработала порядочно серебряных, велю «Хуа Бэчжи» прислать нам целый стол угощений.
Цзи Боцзай тем временем лениво прислонился к столбу позади и, как видно, даже не подумал возражать — всё это, казалось, не имело для него особого значения.
Синь Юнь, сияя от радости, поспешно выбежала за ворота. Те лишь приоткрылись — и в комнату тут же ворвался отдалённый гул: родные и наставники переговаривались друг с другом, слышались голоса, смех, хлопоты. Домашние слуги один за другим вносили в академию ящики и свёртки, а надоедливые управляющие не унимались ни на миг:
— Молодой господин, старый господин так скучал по вам, так тосковал! Ай, как вы похудели…
— Господин, вот — суп, госпожа своими руками варила.
— А это новая одежда, невестка сама шила — к празднику!
Весёлый, бурлящий круговорот — и на его фоне их комната казалась особенно тихой, почти пустой.
Мин И опустила взгляд, молча встала, принялась складывать мягкое железо, заодно осматривая повреждённую Лэйтинь ваньцзюнь, проверяя, что можно подправить.
Цзи Боцзай косо глянул на неё, постоял в тишине… и вышел за порог.
А снаружи и правда развернулась настоящая феерия. У особо рьяных семейств повозки прямо во двор вкатили — тащили всё подряд: от летних халатов и тонких одеял до зимних печек, мехов и обитых ватой тулупов. Одна семья вообще притащила целого зажаренного молочного поросёнка — с яблоком в пасти, как на пиру у знати.
Цзи Боцзай прежде не бывал на таком… но он был уверен — Мин И видела подобное. И, возможно, не раз.
Он вовсе не из жалости к ней вышел — уж если бы ему было кого жалеть, так скорее себя самого. Просто… глядя на то, как у всех, кто-то есть, он на мгновение задумался — и всё же вышел из Юаньшиюаня через задние ворота.
На улице в этот день было особенно людно: лавки и уличные прилавки облепили со всех сторон толпы — не протолкнуться. Не Сю с трудом прокладывал себе дорогу сквозь гомонящих людей, не отставая от него ни на шаг. Задыхаясь, он громко окликнул:
— Господин! Да скажите, что нужно — слуга всё устроит, зачем вам лично выходить?
Но половину слов поглотил уличный шум. Цзи Боцзай ответил неразборчиво:
— Ты всё равно не знаешь, что мне нужно.
Не Сю не расслышал — только увидел, как его господин, ни слова не говоря, свернул в сторону и вошёл в шелковую лавку.
— Просим немного подождать, — с улыбкой встретил его управляющий. — Там впереди у нас знатный гость, уже почти уходит. Прошу, присаживайтесь в боковой зал.
Цзи Боцзай кивнул. Едва отпил немного чая, как вдруг напротив него откинулся шёлковый занавес — и из-за него вышел Сыту Лин, прижимая к груди сундук, выше его головы.
— Фу Юэ, поглядывай, чтоб я не споткнулся, — с трудом протискиваясь с громоздким сундуком, Сыту Лин неуверенно нащупывал ногой порог.
Высокий телохранитель шёл рядом, с невольной досадой:
— Позвольте мне, господин. Я сам отнесу.
— Ни за что! — живо отозвался Сыту Лин. — Сказал, что сам всё подготовлю для сестрицы Мин — значит, всё должно быть только моими руками. Тебе трогать нельзя.
Он благополучно преодолел порог, осторожно поставил высокий ящик в повозку и лишь тогда облегчённо выдохнул:
— Обежал полгорода, чтобы найти что-то действительно сдержанное. Всё остальное — сплошное безвкусие.
Фу Юэ рассмеялся, качая головой:
— Да у всех женщин мира наряды что ни есть — так и пестрят красками.
— А вот она не такая. Ей только такие нравятся — чистые, строгие, без лишнего. — Сыту Лин фыркнул, даже не глянув в сторону бокового зала, и, хлопнув ладонями, ловко вскочил на облучок повозки. — Живо! «Хуа Бэчжи» уже совсем рядом!
Не Сю провожал взглядом повозку Сыту Лина, что скрылась за поворотом, потом с сомнением покосился на своего господина:
— Ээ… коли уж младший господин столько всего подготовил для госпожи Мин, может, и вы… чего-нибудь прикупите?
В голове всё ещё стоял образ сияющего Сыту Лина — как он, прижимая тот ящик, улыбался во весь рот, и улыбка у него была — губы алые, зубы белые, как у юного наследника из сказки.
Цзи Боцзай прищурился:
— А мне что покупать? Зачем вообще?
— Так вы ж… сюда зачем тогда пришли? — Не Сю с подозрением оглядел улицу.
— Себе купить. Две-три лёгких робы, не больше. Разве нельзя?
— Можно, можно! — заторопился Не Сю и тут же вытащил пару летних халатов, как раз под стать его господину — сдержанных, добротных.
Цзи Боцзай мрачно молчал, но краем глаза всё же скользнул по вешалке, где висели женские наряды.
Мин И не любит ярких цветов? А те пёстрые платья, что он раньше ей дарил — она ведь вполне радовалась…
Сыту Лин и правда ни капли её не понимает.
Хозяин лавки, обладавший отменным чутьём, сразу всё уловил и с сияющей улыбкой подался вперёд:
— Сегодня у нас особая благодарность для уважаемых гостей: к каждой мужской лёгкой робе — в подарок женское платье. Господин может выбрать — прекрасный повод для подарка, да и выгода налицо.
Не Сю тут же отмахнулся:
— У нас в доме и нет таких, кому бы подойти могло подобное платье. Рассчитайтесь лучше. Сколько там было? Три тысячи серебряных?
— Всего шесть тысяч, — с вежливым поклоном уточнил приказчик, — за две робы и, разумеется, два женских наряда в подарок. Господин, выберите — будет кстати, пусть даже просто в дар.
При таком напоре Цзи Боцзаю ничего не оставалось, как нехотя махнуть рукой:
— Ладно… ту, что в верхнем левом углу — первую. И третью снизу справа.
Голос у него был ленивый, почти равнодушный, будто речь шла о покупке пары мешков риса. Но взгляд всё же задержался на ткани чуть дольше, чем следовало бы.
