Та уловка, что провернул тогда Сюэ Шэн, не была уж слишком хитроумной, но подлости в ней хватало с лихвой. Мин И сталкивалась с подобным раньше — и тогда результат оказался катастрофическим: на турнире её умело оторвали от команды, оставив в одиночку против вражеских атак.
В той схватке она всё же одержала победу — выжила, уцепившись за тонкую грань между жизнью и смертью. Но от той победы остались не лавры, а глубокие раны, что приходилось залечивать долгие полгода.
А ведь она хотя бы была из тех, кто готов разговаривать, объяснять, разъяснять. А если поставить на её место Цзи Боцзая — человека, который и полслова зря не вымолвит? В случае недоразумения всё только усугубилось бы: он промолчит, а вы — не поймёте.
Если бы Мин И произнесла всё это раньше, в былые дни, её, быть может, выслушали бы вежливо, но отнеслись бы снисходительно — мол, бабье дело не лезть в мужские дела. Но сейчас каждое её слово было как отточенный клинок: Луо Цзяоян и остальные слушали её внимательно, с уважением. И, надо признать, не без сострадания. Теперь они смотрели на неё иначе.
— Я-то думал, — с сожалением пробормотал Фань Яо, — в Чаояне ты купалась в славе, была любима народом… а выходит, тебе жилось ещё хуже, чем господину Цзи в Му Сине. Неужели это и есть благодарность мира к тем, кто сражается за него?
— Чаоян — город непростой, — покачал головой Цинь Шанъу. — Тут нельзя однозначно сказать, кто прав, кто виноват. Но Му Син… Му Син — город справедливый. Победите — и ни в чём не будет вам отказа: высокие чины, достойные награды — всё получите сполна.
Мин И, прищурившись, с легкой усмешкой спросила:
— И я тоже в счёте?
Цинь Шанъу застыл. Хотел было сразу кивнуть, да язык не повернулся.
Не каждому по душе будет её истинное имя. Не каждый спокойно примет, что она — женщина, да ещё и та самая Мин Сянь. И пусть многие города и будут завидовать её способностям, — доверять? О, нет, доверять не станут. Побоятся. А потому — на высокий пост вряд ли допустят.
И всё же, прежде чем он успел найти достойный ответ, рядом заговорил Цзи Боцзай — без тени сомнения:
— И ты тоже.
Мин И перевела взгляд на слегка растерянного, неловко усмехающегося наставника, потом — на Цзи Боцзая, что глядел на неё, как на само собой разумеющееся. Не выдержала — рассмеялась:
— Да я так, просто спросила. Шутки ради.
Хотя, в глубине души она знала — даже если Му Син предложит ей пост, принять она его не сможет. Слишком многое за её плечами, слишком многое под её именем…
Но Цзи Боцзай даже бровью не повёл:
— А я — не шутил.
Он смотрел в окно, туда, где небо разрывали клубящиеся облака, и голос его был спокоен, но в каждом слове звенела твёрдость:
— Пока ты рядом, пока ты помогаешь мне побеждать — ты можешь попросить у меня что угодно. И я дам.
Слова прозвучали легко, почти буднично, но вес их был куда как ощутим. Мин И на миг застыла, будто не сразу поняла, что именно услышала. А напротив, Луо Цзяоян уже хлопнул себя по бедру и с возмущённой улыбкой воскликнул:
— А я говорил! Говорил же, что ты о ней не забыл! Иначе бы за ту ерунду с комнатой не заставил меня дважды лишний раз в поле выйти! Эх, сказал бы сразу — и всё было бы проще.
Мин И очнулась, тихо усмехнулась, покачала головой:
— Ты ошибаешься. Господин Цзи — человек ветра, для него весь мир — луг цветущий, где трав немало и все благоухают. Какой смысл ему… задерживаться на одной?
Но её слова так и не успели окончиться — он перебил их коротко, почти шёпотом:
— Я бы задержался.
Пальцы её едва заметно дрогнули, взгляд метнулся к нему, удивлённый, даже немного растерянный.
Цзи Боцзай лишь вздохнул, глядя в её глаза, где отражалась зыбкая тень дороги, которой они шли.
— Я хотел давно тебе сказать… Я жалею.
Жалею, что прогнал. Что не ценил. Что смотрел на тебя как на игрушку или фигуру в игре. Жалею, что упустил тот единственный миг, когда, возможно, ты могла бы… полюбить меня.
Мин И на мгновение замолчала, затем, словно смахнув с души пыль ненужных воспоминаний, безмятежно отвела взгляд:
— Не о чем жалеть, господин. С таким будущим, как у тебя, незачем упрямо висеть на одной ветке. В лесу ведь деревьев много.
Это… отказ?
Луо Цзяоян раскрыл рот от изумления.
Он впервые в жизни видел, чтобы женщина — вот так прямо, без промедления, без капли сожаления в глазах — отвергла Цзи Боцзая. Ни кокетства, ни попытки сохранить надежду. Только холодная ясность и спокойствие.
Жестко. Безжалостно. И в то же время — восхитительно гордо.
Но Цзи Боцзай не разозлился. Не вспыхнул. Не стал оправдываться. Он будто бы ожидал именно такого ответа. Только тихо ответил:
— У нас ещё будет время.
Она и бровью не повела. Прожив рядом с ним более полугода, Мин И вдоволь нагляделась на его сладкие речи, лукавые ухмылки и безупречно отточенные приёмы соблазнения. Где в них была правда, а где лишь игра — она давно научилась различать.
Повозка мчалась сквозь клубящиеся облака, всё ближе подбираясь к границам Цансюэ.
