Больше всего Вэй Чаншэна злило вовсе не поведение Мин И — а её слова.
Раньше она ещё считалась с их чувствами, всегда умело делила лавры, даже хвалила его, утверждая, что он — незаменимая опора всей команды. А теперь, с тех пор как она покинула Чаоян, будто и память у неё пропала: будто все прошлые победы были лишь её заслугой.
Женщина! Что она могла бы сделать одна, если бы не годы их помощи, их поддержки на каждом шагу?
Вэй Чаншэн стиснул зубы. Гнев вскипел в груди, он уже поднял руку — не для пощёчины, но всё же с угрожающим намерением. И тут же чёрный поток силы юань пронёсся меж ними, как кнут из бурь, с неожиданной грубостью обвив их всех, и, не щадя ни достоинства, ни лиц, выкинул прочь — за двери.
Удар был точен и силён. Ни намёка на сдержанность.
Мин Синь перекатился через порог, тут же вскочив на ноги, и, кипя от ярости, закричала в сторону соседнего покоя:
— Цзи Боцзай! Ты что себе позволяешь?!
Раздельные покои и так уже действовали ему на нервы, а теперь ещё и это.
Но на лице Цзи Боцзая не было даже тени улыбки. Его голос был холоден, как сталь в утреннем тумане:
— Вон. Немедленно.
— Ты!.. — Мин Синь аж задохнулся от ярости, шагнул вперёд, но Вэй Чаншэн вовремя перехватил его за локоть.
— Хватит. Пошли, — сдержанно проговорил он. — Мы и так уже вывалялись в грязи. Не усугубляй.
Мин Синь до крови прикусил губу, но спорить не стал. Даже он понимал, с Цзи Боцзаем сейчас шутки плохи.
— Когда выходили, слова господина Сань Эра ты уже забыл? — тихо бросил Вэй Чаншэн, не отпуская руку Мин Синя.
С Цзи Боцзаем они в любом случае не соперники. Поднимать ссору сейчас — всё равно что бросаться в ножи. А вот на арене, в рамках турнира, отыграться будет куда легче.
Мин Синь стиснул зубы, гнев кипел в нём, словно весенний лёд под солнцем. Но всё же позволил увести себя, оглядываясь на каждый шаг, будто взглядом надеялся прожечь дыру в дверях Мин И.
А она спокойно закрыла дверь, постучала по перегородке — вроде бы поблагодарить соседа, но в ответ тот пнул стену с такой досадой, что звук будто сам был полон упрёка.
Мин И лишь усмехнулась уголком губ и, как ни в чём не бывало, вернулась к своим делам — продолжила складывать постель.
На турнире Собрания Цинъюнь важен не только уровень владения юаньской силой, но и умение выживать. И вот уже в первый же день — в мирной вроде бы обстановке постоялого двора — кто-то попытался подсыпать яд. Пусть покушение и не удалось, но все команды насторожились.
Кроме, конечно, Цзи Боцзая. Тому, казалось, и не снилось тревог.
В самую глухую полночь он уже сидел на крыше, лениво покачивая ногой и передавая керамический кувшин с вином Чжэн Тяо.
Тот, что раньше бы и за сто золотых не стал портить себе вечер выпивкой, теперь, не говоря ни слова, взял сосуд, заложил голову и сделал долгий глоток.
Огромный лунный диск повис над половиной небес, заливая крыши серебром. Цзи Боцзай скользнул взглядом по другу, хмыкнул с усмешкой:
— В кого влюбился?
Чжэн Тяо нахмурился:
— Ни в кого.
— Не бывает, — небрежно откликнулся тот. — Человек, не тронутый чувством, не станет и глазом моргнув осушать кувшин с горечью на донышке. Редкость — видеть, как ты из-за чувств теряешь покой.
— Я вовсе не из-за чувств. Просто всё это раздражает, — раздражённо отозвался Чжэн Тяо. — Девушки… Слабы, хрупки, словно цветы под снегом. Сами не знают, как жить, а уже хотят быть рядом со мной. Зачем?
— А вот если бы ты и вправду был равнодушен, — Цзи Боцзай хлопнул его по плечу, — тебе было бы всё равно, кто там к тебе тянется. А раз злишься — значит, зацепило. Не лги мне. Я женщин видел больше, чем ты плошек риса съел. Так что не юли.
Мысли…
Чжэн Тяо поднял голову к небу, взглянул на ту самую луну, полную и яркую, и выдохнул с тихой тоской.
Барышня по имени Синь Юнь — красива, словно свежие лепестки персика весной. Да и дар у неё есть, юаньская сила в ней дышит живо, порой даже получалось заниматься с ним на равных. Разве мог он не почувствовать к ней хоть что-то?
Но есть одна проблема — она слишком хрупкая. В спарринге с ним она не может выдержать и трёх ударов. Стоит ему промахнуться или не добить, как на её ногах появляются синяки — от пальцев до колен. И это вызывает у него раздражение.
Раздражение? Или… что-то ещё?
Он не хотел ни брака, ни детей. У того, у кого в сердце появилась привязанность, кулак неизбежно становится медленнее. Но Синь Юнь мечтала. Она говорила: если бы я могла стать вашей женой, это было бы величайшим счастьем в моей жизни.
Такие слова он слышал и раньше, но именно из её уст они выводили его из равновесия. Они будили в нём беспокойство, с которым он не знал, что делать.
Залпом осушив глоток вина, Чжэн Тяо опустил глаза:
— Город Фэйхуачэн уже много лет не входил в верхнюю тройку.
Цзи Боцзай рассмеялся:
— А Му Син и подавно.
