На следующее утро, когда Мин И проснулась, первое, что она увидела — это бледное, измождённое лицо, застывшее напротив неё.
— Ты чего, с небес рухнул? — выдохнула она с испугом, зажимая рукой грудь. — Где же былой лоск, ваша милость? От Цзи Боцзая и следа не осталось.
Тот вздрогнул, словно его резанули по живому. Молча поднялся, подошёл к бронзовому зеркалу и с замиранием сердца посмотрел на своё отражение. Бледное, истощённое, с тенью бессонных ночей в глазах — действительно, от его прежней холодной величественности не осталось и следа.
Мин И любит красивых мужчин… А я теперь… не годен?
В панике он бросился приводить себя в порядок: омылся тёплой водой, переоделся в свежие одежды, выпил настой красного финика с женьшенем, чтобы восстановить силы. Всё время, пока Мин И прогуливалась в саду, он наблюдал за ней из-за створки окна, будто страж за сокровищем. Когда она вернулась, устроилась за столом и начала разбирать утренние донесения, Цзи Боцзай вдруг нарушил молчание:
— Чжэн Тяо решил жениться на Синь Юнь. Я подумал… ты, должно быть, захочешь на это взглянуть. Так что я велел приготовить повозку на летящем звере.
Мин И заинтересованно вскинула бровь:
— Он женится на Синь Юнь?
Обычно Цзи Боцзай и слышать не хотел о свадьбах — сам слишком болезненно пережил свою. Но если это способно вернуть ей улыбку, он был готов и на свадьбу пойти, и на венчание, и хоть на ярмарку невест.
— Синь Юнь прислала приглашение, — добавил он, — я положил его на стол.
Мин И тут же подошла, распечатала конверт и увидела внутри не только позолоченное свадебное приглашение, но и аккуратно вложенное письмо, исписанное изящным почерком…
В письме Синь Юнь писала, что очень скучает по Мин И. Она упомянула, что деньги, которые Мин И когда-то оставила ей, не только сохранены, но даже приумножены — доход вырос вдвое, и теперь они смогут вернуться жить в ту же усадьбу, что была у них прежде.
Мин И медленно сложила письмо, поджав губы, и с некоторой нерешительностью посмотрела на Цзи Боцзая:
— Я… могу поехать?
Он кивнул, голос у него был мягкий, почти покорный:
— Я поеду с тобой. Сейчас, когда над шестью городами присматривают наши с тобой учителя, мы можем позволить себе эту поездку.
— Хорошо, — улыбнулась Мин И и, наконец, без тени колебаний отправилась собирать дорогу.
Цзи Боцзай смотрел на её сияющее лицо, на то, как плавно изгибаются брови, как в уголках губ рождается редкая для неё, неосторожная радость, и сердце его немного оттаяло. Ещё недавно оно было сжато страхом потерять её, и вот — перед ним женщина, смеющаяся не потому, что хочет что-то доказать, а просто… от счастья.
Он, Цзи Боцзай, некогда гордый и неприступный правитель шести городов, всегда считал, что завоевать женскую благосклонность — дело нехитрое. Но сейчас он чувствовал себя полным дураком. В догадках и сомнениях он спотыкался на каждом шагу, потому что Мин И — не просто женщина. Её лицо редко отражало чувства: она была сдержанной, уравновешенной, с неизменной лёгкой отстранённостью. И ему приходилось угадывать — что же радует её на самом деле.
Когда Мин И рассмеялась, глядя на клубящиеся облака, он тут же велел звериной повозке сделать ещё три круга над облачным плато. Когда они проезжали мимо цветочных лавок у въезда в Фэйхуачэн, она случайно задержала взгляд на ведёрцах с маками и луговыми орхидеями. Спустя миг, не успев даже удивиться, она заметила, как позади них едет вся цветочная тележка — её молча и старательно катил не кто иной, как Не Сю.
Мин И почувствовала, как уголки губ сами собой поднимаются, и, не удержавшись, с лукавым прищуром перевела взгляд на соседний ювелирный магазин. На витрине поблёскивали изысканные подвески и тонкие кольца, отливавшие мягким золотом.
— А это? — она играючи наклонила голову, словно случайно улыбнулась не украшениям, а тем, кто будет вынужден сделать следующий шаг.
Цзи Боцзай даже не колебался ни на мгновение — лишь легонько взмахнул рукой, и велел Не Сю вынести все украшения из лавки. Браслеты, подвески, гребни с жемчугом, серьги, кольца — всё это в изобилии перекочевало прямиком на цветочную тележку.
Слуги, сбивчиво переговариваясь, суетливо метались туда-сюда, складывая драгоценности аккурат поверх свежих цветов. Слишком громко. Слишком уж заметно. Вскоре улица наполнилась зеваками. Сначала народ решил, что тут ограбление. Но вскоре с изумлением понял — всё куплено. Целиком. И никто не торгуется.
Украшений было столько, что их стоимость легко переваливала за несколько тысяч золотых ляней. А молодой господин, тот, что в простом, но безупречно сшитом темном одеянии, не моргнул и глазом. Зато у девушки рядом с ним, лицо всё больше наливалось румянцем.
— Это же чересчур, — шепнула Мин И, чуть склонившись к нему. — Кто вообще додумается толкать целую гору золота через улицу?
— Я тебя прикрою, — спокойно ответил Цзи Боцзай, губы его изогнулись в едва заметной, самодовольной улыбке. — Если хоть одна рука к этому приблизится — я проиграл.
Мин И только вздохнула. Что тут скажешь — на него, пожалуй, можно положиться.
Поначалу нашлись смельчаки, у которых в глазах засверкало жадное возбуждение. Но стоило чёрному, густому как ночное небо, щитку из юань сомкнуться вокруг повозки, как не то что руки — сами зеваки дружно отступили на пять шагов назад, кто даже и шесть.
— В Цинъюне… много ли таких, кто владеет чёрной силой? — прошептал кто-то из толпы.
— Да вроде один только… — ответил кто-то сдавленно.
— Тогда выходит… это же он? Тот самый?..
Толпа притихла. Больше никто не осмеливался и шептать — люди лишь с изумлением и благоговейным трепетом смотрели на Цзи Боцзая.
Мужчина, что всего в двадцать с лишним лет объединил шесть городов. Легенда. Самый настоящий.
Но сейчас эта легенда не выглядела ни величественным, ни недосягаемым. В его взгляде — трепет. В каждом движении — осторожность. Он обернулся к девушке рядом и мягко, почти с просьбой, произнёс:
— Вон там продают лепёшки. Подожди меня здесь, хорошо?
Мин И осталась стоять на месте. В руках у неё был объятый ароматами уличного базара пестрый букет, в волосы воткнута только что купленная золотая заколка с изящным шипом, а на губах — лёгкая, почти невидимая улыбка.
Она просто смотрела, как Цзи Боцзай с широкой, уверенной поступью направился к бедному, скромному лотку, над которым медленно поднимался дым от жаровни.
