Мин И пошатнулась от шока, словно слабая ива под порывом ветра, и безвольно повалилась в сторону. К счастью, тётушка Сюнь среагировала молниеносно и успела подхватить её.
Она с трудом пришла в себя, и лишь тогда слёзы, как сорвавшиеся капли дождя, хлынули из глаз:
— Она обещала мне, что никому не расскажет… Она же обещала! — Голос её срывался, тоненький и жалобный.
Слёзы на лице, словно капли росы на лепестках грушевого цвета, тело — хрупкое, как бы готовое сломаться от малейшего дуновения… Кто угодно, глядя на неё в эту минуту, не смог бы не проникнуться сочувствием.
Сыту Лин с пронзительной серьёзностью смотрел на неё:
— Сестра Мин, может, у тебя есть ещё что сказать? Какая-то правда, о которой мы не знаем?
— Молодой господин, прошу разглядеть истину, — пролепетала Мин И, вытирая слёзы и всхлипывая. — Я… Я вместе с Чжантай служила в Сылэфане, обе мы были танцовщицами, да, и общались немного. Потому, когда покинула внутренний двор, всё равно тосковала о ней. Выждала момент, когда у господина Цзи будет особенно много дел, и специально вернулась в павильон повидать её…
— Я тогда и узнала, — продолжала Мин И со слезами, — что она… она беременна. В таком положении ей не подобает танцевать на семейном пиру членов императорской семьи. Да и в Сылэфане тогда было совсем мало девушек, невозможно было уклониться. Только из былой привязанности я и согласилась пойти вместо неё. Она сама меня попросила — и поклялась, что никому об этом не скажет! Ведь… ведь у меня уже есть господин, и, если господин Цзи узнает, что я за его спиной снова вышла танцевать… он обязательно заподозрит меня в неверности. Тогда мне не останется места в этом мире…
Она всхлипывала, плача так, что сердце сжималось:
— Я ведь только от чистого сердца… Почему она предала меня?
То, о чём она говорила, уже было подтверждено и в показаниях Чжантай. Мин И действительно не солгала.
Сыту Лин немного поразмыслил и уточнил:
— А что насчёт платья из мулян-цин?
— Это платье не моё! — быстро заговорила Мин И. — В тот день я выступала вместо Чжантай, а она всегда стояла сбоку. Господин может расспросить других, что были тогда на пиру — столько глаз смотрело. В платье цвета мулян-цин была уж точно Жун Синь.
Мин И вытерла уголки глаз:
— Такое красивое платье… Если бы оно было моим, разве я стала бы от него отказываться?
— Потому что именно эта юбка, — невозмутимо произнёс Сыту Лин, — вполне может оказаться орудием убийства, отнявшим жизнь у вана Пина.
Мин И вздрогнула, в груди у неё больно кольнуло, и она поспешно опустила взгляд.
Какой проницательный юноша… — мелькнуло у неё в голове.
Вот только… Сыту Лину явно хватало таланта, но опыта ему всё же не доставало. Им было слишком легко манипулировать. Достаточно было ей заплакать — и вот уже колебание отразилось в его взгляде.
— Если уж господин так говорит, — произнесла она, всхлипывая и дрожа, — значит, собираетесь обвинить меня? Но я всего лишь танцовщица. Что у меня может быть за вражда с ваном Пином? С какой стати мне рисковать собственной жизнью ради того, чтобы навредить ему?
— Я вовсе не это имел в виду, — поспешно замахал руками Сыту Лин. — Я лишь сказал, что из-за этой юбки могло произойти отравление, но это совсем не значит, что её носившая делала это намеренно. Если вы, сестра, просто расскажете мне, откуда взялась эта юбка, тогда вас эта история не коснётся вовсе.
Мин И замерла, на миг растерянно уставившись на него, а затем моргнула и тихо переспросила:
— Молодой господин хочет, чтобы я оговорила господина Цзи?
Сыту Лин испуганно вздрогнул:
— Н-нет! Я вовсе не это имел в виду!
— Но… — Мин И склонила голову набок с выражением недоумения, в котором было и наивность, и упрёк. — Раз это платье не моё, а господин всё равно требует назвать его происхождение, разве это не значит, что он хочет, чтобы я свалила всё на господина Цзи? Иначе… получается, что убийца — я. Разве не так звучали ваши слова?
Уши Сыту Лина моментально вспыхнули, он замотал головой с удвоенной энергией:
— Нет-нет, я такого не говорил!
— Значит, молодой господин просто хочет затруднить мне жизнь… — Мин И снова разрыдалась, в голосе дрожала обида. — Даже если забыть, кому на самом деле принадлежало это платье, в такие платья из мулян-цин раньше переодевались все. Кто бы мог подумать, что в нём может быть яд? Если бы знали, давно бы запретили, почему тогда его вообще позволили надеть на внутренний пир?..
Она рыдала жалобно, несчастно, слёзы лились нескончаемо, и казалось, весь облик её вопрошал о несправедливости. Сыту Лин покраснел до корней волос и заметно растерялся.
Он обнаружил, что сок, впитавшийся в ткань из листьев мулян-цина, вступает в реакцию с древесными грибами мусюй. Из этих грибов обычно готовили целебный отвар, который очень любил ван Пин. В результате этой реакции образуется сильнодействующий яд. Он просто хотел разобраться в этом вопросе, но не ожидал, что это приведёт к проблемам с Мин И.
С той самой встречи у вана Гуна Сыту Лин считал Мин И необыкновенной девушкой. Она обладала юань, но никогда не кичилась этим, использовала силу лишь ради самозащиты. Более того — все заслуги тогда отдала ему, а потому он удостоился похвалы от самого Цзи Боцзая.
Возможно, для Цзи Боцзая те слова не значили ничего особенного, были брошены между делом. Но для Сыту Лина эта похвала стала путеводной звездой — она и помогла ему позже поступить в судебное ведомство. Он был ей искренне благодарен. И никогда, ни на миг не думал по-настоящему обвинять сестру Мин или господина Цзи. Просто Чжантай указала на Мин И, и ему пришлось прийти лично, чтобы прояснить всё.
Кто бы мог подумать, что его искренность только навредит, да ещё и так напугает сестру Мин…
Сыту Лин долго стоял в замешательстве, прежде чем скомандовал тётушке Сюнь:
— Поддержите сестру Мин, помогите ей.
Он поднял глаза, в которых блестели слёзы:
— Я не это имел в виду… — голос его дрогнул. — Смерть вана Пина, скорее всего, и правда — случайность. Но, как бы там ни было, всё нужно разложить по полочкам, только тогда можно будет донести о случившемся наверх. Сейчас ваши слова, сестра Мин, не совпадают с тем, что говорят Жун Синь и Чжантай, я…
Он стиснул губы, изо всех сил сдерживая слёзы, опустил глаза. Пальцы неловко теребили край рукава. Вся его поза — взъерошенного и сбитого с толку юноши — была такой трогательной, что у Мин И невольно защемило сердце от угрызений совести.
Ну и, взрослая женщина, что ж я делаю… дразню, пугаю мальчишку, — с запоздалым стыдом подумала Мин И.
Слегка усмехнувшись себе под нос, она вытерла последние слёзы и мягко сказала:
— Молодой господин, прошу понять. Если это дело дойдёт до огласки, боюсь, господин Цзи просто выгонит меня со двора.
— Это… — Сыту Лин замялся.
— Платье ведь точно не моё. И к господину Цзи оно отношения не имеет. Коли нет точных улик, не мог бы молодой господин… проявить милость и отпустить меня с миром?
Сыту Лину стало тяжело на душе. Но он понимал: Сестра Мин и правда попала в трудное положение. Хотела помочь подруге, а в итоге оказалась замешанной в дело о смерти, к которому не имела ни малейшего отношения. Если говорить о невиновности — то больше всех невиновна была именно она.
После долгой тишины Сыту Лин наконец выдохнул:
— На сегодня хватит. У вас и так несчастье в доме, Сестра Мин… вам лучше сейчас успокоиться и прийти в себя.
Мин И кивнула, а потом тихо, слабо спросила:
— А с Чжантай… в судебном ведомтсве всё ли в порядке?
И после всего она всё ещё о ней беспокоится? — Сыту Лин слегка нахмурился.
— Она… не знаю, что именно с ней произошло, — медленно ответил он. — Но ведёт себя нестабильно. В зале ожидания кричит, беснуется, а сегодня даже попыталась удариться животом о край стола…
Мин И побледнела, вскинулась:
— Могу ли я… навестить её?
По правилам, свидетели не должны были видеться между собой до окончания разбирательства — чтобы избежать сговора. Но Сыту Лин ясно видел: она не собиралась уговаривать Чжантай, просто волновалась за неё.
Немного подумав, он всё же кивнул:
— Через пару дней.
— Благодарю, молодой господин, — Мин И почтительно опустилась на колени, искренне поклонившись.
Сыту Лин больше не задерживался. Лишь велел слугам вынести из дома обугленные, почерневшие после пожара сундуки.
Не Сю стоял рядом, с тревогой наблюдая за происходящим. Ему не нравилось это. Он уже хотел было вмешаться, но Мин И чуть заметным движением приподняла руку и остановила его.
— Госпожа? — встревоженно позвал он.
— Я всё сожгла, — спокойно произнесла Мин И. — В этих сундуках не было тканей, подаренных ваном Гуном. Они просто хотели запугать вас, сыграть на показ.
Не Сю опешил.
Солнце клонилось к закату, ветер разгонял сизый дым над обугленными развалинами. Мин И стояла в сумерках, опустив голову, задумчиво молчала. Слёзы исчезли, с её лица исчезла и прежняя хрупкость. Больше она не выглядела, как слабая ива под ветром — теперь в ней чувствовалась твёрдость гибкого молодого бамбука, не поддающегося буре. В глазах, похожих на глаза феникса, отражался мерцающий свет уходящего дня.
И тут до Не Сю внезапно дошло — почему в последнее время его господин изменился, почему перестал бывать у легкомысленных девушек, перестал предаваться пустым увлечениям.
Когда опустилась ночь, тётушка Сюнь специально подошла к Мин И и сказала:
— Сегодня не стоит ждать господина. Он не вернётся.
Мин И кивнула. Но всё же, как и всегда, аккуратно уложила волосы, привела себя в порядок — и направилась к повороту дороги.
Тётушка Сюнь нахмурилась всё глубже:
— Зачем вы так, девочка?
Днём стояла лёгкая жара, но с закатом уже подул прохладный ветер. При её слабом здоровье простоять на ногах ночь — чистое мучение.
Мин И не обернулась:
— Таков был приказ господина. Прошу, тётушка, соберите побольше людей. Пусть будет на что посмотреть.
