Разноцветные потоки юань с гулом и свистом обрушивались на тёмного дракона, что, распластавшись над крышей дома Цзи Боцзая, защищал покои своего повелителя. Нападения заставляли зверя раздражённо рычать и метаться в воздухе, но ни один удар не смог пробить его сверкающую чешую, будто выкованную из света и молчаливой ярости.
— А ведь он младше нас, — выдохнул Луо Цзяоян, глядя на несломленную оборону.
Фань Яо опустил руку, с которой ещё не до конца сошла пульсация юань, и покачал головой:
— Юань — это девять частей небесного дара и только одна часть усердия. Цзи Боцзай одарён необычайно. А усердия ему не занимать. То, что мы не можем сравниться с ним, — закономерно.
— Но он слишком жесток, — вспылил Луо Цзяоян, — если мы не избавимся от него сегодня, завтра он совершит то, за что уже никто не сможет его остановить!
— Посмотри на него. Даже после изнуряющего боя с Сюэ Шэном мы все вместе не смогли пробить его защиту. Что ты предлагаешь? Умереть впустую? — голос Фань Яо потемнел.
— То-то же. Ты просто боишься! — выплюнул Луо Цзяоян. — Боишься его силы. Боишься власти, что стоит за ним.
Фань Яо резко обернулся, готовый ответить, но между ними шагнул Чу Хэ — высокий, крепкий, с лицом, на котором всегда царила тишина:
— Хватит. Это не, спор. Это позор.
Они ведь изначально пришли сюда плечом к плечу — не как мятежники, а как справедливые бойцы, желавшие спросить с Цзи Боцзая за смерть товарища. Но стоило столкнуться с чёрным драконом, как в первую очередь треснуло их собственное единство.
Луо Цзяоян чувствовал, как внутри всё кипит от досады. Он со злостью отмахнулся, собираясь рассеять юань.
Но то ли всплеск энергии оказался сильнее, чем он сам рассчитывал, то ли попросту не сдержал силу — только он взмахнул рукой, как рядом с боковым входом раздался слабый вскрик, и кто-то упал наземь.
— А-а-а!
Присутствующие вздрогнули. Фань Яо тут же свёл брови, бросив на Луо Цзяояна укоряющий взгляд.
— Я не хотел! — заторопился тот, отступая на шаг. — Это не нарочно!
Все здесь были воинами, оттачивавшими юань не для расправ, а ради защиты Му Сина от чужого гнёта. Кого они хотели напугать? Простых людей?
Из дома тут же выбежали слуги, закричав в тревоге:
— Госпожа! Госпожа!
Все бросились к той, что упала. Луо Цзяоян тоже поспешил вперёд, опасливо заглянув в круг.
На выложенном плиткой дворике, словно цветок, сбитый с ветки, лежала юная красавица. Едва перешедшая второй десяток, черты лица — будто вырезаны из нефрита, стройная и тонкая, как ива в ветреный день. Одной рукой она судорожно прижимала грудь, а в глазах стояла боль — острая, настоящая.
— Пр-прошу прощения! — Луо Цзяоян поспешно поклонился, почти до земли, голос у него дрогнул.
Юная девушка едва слышно простонала, затем подняла глаза — в них читалась и боль, и обида. Слабым голосом она произнесла:
— Я всего лишь хотела выйти и купить для господина противоядие… Если нельзя через этот вход, я бы и сама обошла, сказал бы кто-нибудь — зачем было так сразу калечить?
Голос её был мягок, чуть дрожал, а из-под складок лёгкого рукава показалась тонкая кисть, все ещё судорожно прижатая к сердцу.
— Я… Я правда не хотел… — заикнулся Луо Цзяоян, растерянный, — подождите, вы сказали… какому господину вы собирались купить лекарство?
— А кто же у нас в этом доме ещё господин? — слабо улыбнулась она, приподнявшись с помощью служанок. — Только один — господин Цзи. Других нет и быть не может.
Она встала, дрожащая, как свежий росток под утренним ветром, и закрыла лицо изящным кружевным веером. В голосе звучала укоризненная жалоба:
— Напасть всем скопом — это уж ладно… Но ещё и добивать того, кто уже слаб, — это ли по-вашему честно?
Толпа бойцов у ворот замерла в неловком молчании. Кто-то переглянулся. Кто-то прищурился.
Цзи Боцзай… отравлен?
Когда это случилось? Вчера, после поединка, он ведь выглядел совершенно нормально… Или это ложь? Подстава? Опять очередная уловка этого загадочного человека?
Но девушка перед ними — её брови были легка сведены, в глазах тревога и едва сдерживаемое негодование, — она вовсе не выглядела как лгунья. Напротив, каждый её вздох казался до боли искренним.
Луо Цзяоян колебался, потом всё же смягчил голос:
— Как… как ваш господин отравился?
— Откуда мне знать? — с явным раздражением ответила девушка, метнув на него взгляд. — Вчера он вернулся с отбора, весь в крови, и сразу же лишился чувств. Если бы сегодня сюда не явился господин Янь, его было бы уже не вернуть к жизни!
Она с трудом перевела дыхание, в голосе её сквозила усталость и сдержанная ярость, которую она всеми силами пыталась приглушить:
— Ну да ладно. Он сам не любит, когда я вмешиваюсь. Хотите биться — так и бейтесь дальше. Только уж позвольте мне пройти. А то, если с господином что случится из-за вашей погони, — выигрыш умирающего человека вряд ли принесёт кому-то честь.
Луо Цзяоян вспыхнул, растерянно отводя взгляд. У него даже дыхание сбилось. Он медленно обернулся к Фан Яо и сдавленно пробормотал:
— Он… с ранением против нас сражался?
Фань Яо на мгновение задумался, хмурясь: — На самом деле, я уже почувствовал неладное. Иначе, зная нрав Цзи Боцзая, его дракон давно бы вырвался на нас с боем, а не просто окутал особняк защитой. Только вот, что он был отравлен — этого я не ожидал.
Луо Цзяоян с досадой почесал ухо, затем, сорвавшись с места, закричал тем, кто ещё продолжал штурм: — Всем прекратить!
Мин И тут же насторожилась, глядя на него с откровенной недоверием — будто ожидала, что он лишь делает вид, чтобы затем ударить исподтишка.
Он заметил это и, улыбаясь с досадой, развёл руками: — Девушка, мы ведь не какие-то безжалостные убийцы. Если бы не то, что вчера Цзи Боцзай первым поднял руку и убил человека, никто из нас и не думал бы обрушиваться на ваш дом с яростью.
— Если он и правда виновен в убийстве, есть судебное управление, которое этим займётся, — холодно ответила Мин И, глядя прямо в глаза. — Или вы, господа, не знаете, чем именно занимается судебное управление?
Что уж тут не знать — все прекрасно понимали: на арене отборочных боёв жизнь и смерть определяются честным поединком. Но всё же… Сюэ Шэн… он ведь…
Вдруг Фань Яо побледнел, будто ему в голову ударила молния: — Так яд на теле Цзи Боцзая… Это Сюэ Шэн его подослал?
— Не может быть! — покачал головой Чу Хэ. — Сюэ Шэн был таким хорошим человеком, да как он мог в отборочном бою применить яд?
Он говорил это с уверенностью, но у каждого из собравшихся внутри глухо заныло под сердцем. В глубине души все прекрасно понимали: если бы яд подослал кто-то другой, в городе давно бы поднялась буря. Цзи Боцзай сейчас слишком важен, чтобы кто-то смог его отравить — и остаться в живых.
Разве что этот человек уже мёртв.
Повисло тягучее молчание. Луо Цзяоян, хоть и чувствовал себя неловко, упрямо не сдавался: — А может, мы и не знаем всей правды. Человек-то уже мёртв, кто теперь докажет, кто прав? Мы ведь сегодня… просто хотели у господина Цзи поучиться, вот и всё.
— Именно так, — подхватил кто-то из толпы. — Раз уж так неудачно всё совпало, мы не настаиваем. Не стоит дальше беспокоить…
Мин И стояла с самым невинным и непонимающим выражением на лице, будто вовсе не улавливает подтекста их слов. Но, как только перед ней расступились, поспешно поклонилась и с несколькими служанками «отправилась на поиски лекарства».
Вот только, пройдя пару улиц, она резко свернула вбок и, обогнув ворота с западной стороны, вновь вернулась в особняк.
— Госпожа, с вами всё в порядке? — взволнованно выбежала ей навстречу тётушка Сюнь. — Мне сказали, будто вас ранили!
— Нет, всё в порядке, гляньте сами — цела как была, — весело отозвалась Мин И, сделала кружок перед тётушкой Сюнь и с любопытством спросила: — А те, у ворот, разошлись?
— Всё ещё стоят, — с усмешкой покачала головой та. — Но вроде больше не буянят. Теперь только повода ищут, чтобы по-тихому разойтись. Подождём, когда господин Мэн ещё раз к ним выйдет — и дело с концом.
Пока говорила, она заботливо отряхнула пыль с подола платья Мин И — осторожно, с лаской, будто с родной дочери.
Цзи Боцзай с детства привык стоять на своём. Он не любит объясняться, не любит оправдываться. Или добивайся своего с кулаками — или иди прочь. Третьего не дано. В обычные дни это никого не пугало, но теперь, когда он был измотан и ранен, смотреть на это было тревожно. Люди в доме чувствовали бессилие — помочь невозможно, только волноваться остаётся.
Хорошо хоть барышня Мин оказалась рядом. Говорит, что думает, делает, что чувствует, и никого не боится. Слуги у ворот потом наперебой пересказывали её слова — дескать, слушать было одно удовольствие.
— Наш господин, — говорили они, — разве он злой? Да он просто не станет тратить слова попусту!
Если раньше тётушка Сюнь и смотрела на Мин И как на прелестную девчушку, то теперь в её глазах та уже была наполовину хозяйкой. Пусть Мин И и не обладала ни достоинством, ни знатным обликом, каких ждали бы от полноправной супруги, зато она по-настоящему заботилась о господине, защищала его — и это было важнее всего.
Дай Небо, думала тётушка Сюнь, чтобы и он сам это понял. И даже если однажды в доме появится главная госпожа, пусть только не забудет он про барышню Мин.
Шли они неспешно в сторону главного двора, и вдруг заметили, как впереди, обгоняя их, метнулась чёрная тень и, не теряя времени, появилась прямо перед Цзи Боцзаем.
Тот, между тем, уже поел, восстановил дыхание, и на щеках его вновь появился румянец. Он лениво скользнул взглядом по тени, что теперь стояла у окна, и спросил ровно:
— Не пострадала?
Чёрная фигура, которой оказался Чжэн Тяо, приземлилась молча, стоя у подоконника. Прошло несколько мгновений, прежде чем он тихо ответил:
— Твоя танцовщица не из простых. С ней всё в порядке.
