Все жители Му Сина затаили дыхание, не отрывая глаз от сцены.
Область мира тьмы Миньюй изолировала всплески мощной юань, но даже за пределами купола ощущалось, как внутри бушует вихрь сил.
Цзо Пин славился молниеносными атаками — стремительный, агрессивный стиль, с юань столь гибкой, что порой глаз не успевал уловить, под каким углом он наносит удар.
Но напротив — Цзи Боцзай, и он… даже не шелохнулся.
Все вихревые клинки, наполненные враждебной силой, которые летели к нему, рассыпались в дым прежде, чем приблизиться.
Он лениво поднял руку, будто отмахивался от пылинки, собрал щепоть юань — и с лёгким движением кисти бросил её вперёд.
Цзо Пин, по привычке, тут же выставил воздушный клинок, чтобы перехватить атаку. Но сила Цзи Боцзая вовсе не двигалась по прямой — она обошла защиту и мгновенно стиснула его по поясу, будто стальной плетью.
Удар был страшной силы — не хуже удара хлыстом, только ещё глубже и резче. Кости Цзо Пина едва не треснули. Его лицо побледнело, и, не раздумывая, он преобразовал юань из клинка в кинжал, чтобы перерезать опутавшую его энергию.
В обычных условиях его лезвие юань могло прорезать всё — даже чужую юань. Ведь Цзо Пин был не кем-то, а боевым мастером высшего уровня.
Но в этот раз, когда его клинок рассёк пространство, тонкая, на вид почти воздушная, струйка юань Цзи Боцзая даже не дрогнула.
Более того — Цзо Пин отчётливо услышал, как край его собственного кинжала загнулся.
В теле всё похолодело. Зубы сжались до хруста. Он в неверии поднял глаза и уставился на стоящего, напротив.
Этот человек… ему не больше двадцати. Как такое возможно?
Захлёбываясь горечью, Цзо Пин стиснул челюсть. В следующую секунду он вырвал из себя восемь десятых всей своей юань. Фиолетовый цвет, ранее чуть приглушённый, засиял насыщенной глубиной, превращаясь в рой стальных игл, что рванули вперёд со страшной скоростью.
Иголки были столь густыми, что казались плотнее дождя.
Воздух дрожал от их натиска, казалось, само небо нависло над ареной. Даже Янь Сяо и другие, сидящие наверху, не выдержали и вскочили, инстинктивно взглянув на Цзи Боцзая — справится ли?
Цзи Боцзай наконец пошевелился. Он лишь слегка вскинул голову, ещё не успев отойти в сторону, как вся его фигура скрылась под градом стальных игл.
Удар был такой силы, что покрытие арены задрожало, каменные плиты треснули, сыпались осколки, гул стоял такой, будто обрушился водопад из железа.
— Господин! — закричала Сюй Тяньинь, перепуганная до дрожи, и вскоре со всех сторон раздались тревожные возгласы и возмущённый гул.
— Вот же мерзавец! — Синь Юнь в ярости хлопнула Мин И по руке. — Так ударить! Там и увернуться-то негде — господину просто некуда было деться!
Мин И, разбуженная этим переполохом, медленно приоткрыла глаза, потянулась и с усмешкой покачала головой:
— Никуда деться? Ну так у него же есть щит, чтобы отбить удар. Чего ты паникуешь?
Синь Юнь возмущённо закатила глаза:
— Ты-то легко говоришь! Какой щит выдержит такую атаку? Эти стальные иглы уже слоем в чжан высотой легли! Ни один щит не выдержит, всё прошьёт!
Разве что… чёрный щит.
Но это Синь Юнь не сказала вслух. А Мин И, тем временем, только и подумала, что все эти люди, при всей своей вере в Цзи Боцзая, на самом деле очень плохо его знают.
В этих шести городах — можно по пальцам одной руки пересчитать тех, кто хотя бы теоретически мог бы убить Цзи Боцзая.
А они смотрят на происходящее, будто небо рушится.
Что уж говорить о знати — даже Янь Сяо, Лян Сюань и прочие, кто знал Цзи Боцзая ближе всех, сидели с хмурыми лицами.
Шу Чжунлинь и вовсе подался вперёд, как будто вот-вот бросится на арену, чтобы спасти его.
Мин И лишь чуть покачала головой и уже собиралась снова прикрыть глаза, чтобы доспать свою недосыпанную ночь, как вдруг её взгляд невольно скользнул в сторону — и замер.
Слева от главного стола, в самом почётном ряду, сидел Сыту Лин.
И он был единственным на всём Тагэтае, кто не смотрел на Цзи Боцзая.
Его глаза, живые, с лёгкой насмешкой, пронесли свой взгляд сквозь сотни голов и точно остановились на ней.
Когда он увидел, что она заметила это — сложил ладони, мягко кивнул, будто кланялся только ей одной.
У Мин И дёрнулся уголок века.
Этот человек же не владеет юань… должен был бы беспокоиться за Цзи Боцзая больше остальных. Так почему он смотрит на меня?
Только теперь до неё начало доходить — она ведь сейчас, по всем меркам, играет роль влюблённой до безумия танцовщицы, чьё сердце принадлежит Цзи Боцзаю.
В такой момент — сидеть в стороне, зевать и дремать? Это же почти предательство по всем правилам.
Сердце у неё кольнуло. Она тут же выпрямилась и, немедля, ответила Сыту Лину почтительным поклоном.
После чего начала «держаться из последних сил»: то смотрела влево, то вправо, но обязательно так, чтобы краешком глаза всё равно постоянно следить за Цзи Боцзаем.
На фоне поверхностной суеты и притворной тревоги, которую изображали прочие, её сдержанная тревожность выглядела куда более глубокой и достойной.
Отлично. Просто прекрасно.
В уме Мин И мысленно показала себе большой палец — молодец, вот это актёрская работа.
— Очаровательная, правда ведь? — Сыту Лин, прищурившись, с улыбкой обратился к стоящему рядом Фу Юэ.
Фу Юэ нахмурился и негромко заметил:
— Господин, вам бы лучше глянуть туда…
— А чего там смотреть? — надул губы Сыту Лин, недовольно покосившись в сторону. — Он всё равно не умрёт.
Фу Юэ повернулся, открыл рот, чтобы возразить: как это “не умрёт” — и в этот момент вспышка света взвилась в небо, ослепительная, стремительная, как выброс молнии из-под земли.
Его зрачки резко сузились.
Какая чудовищная юань…
Со всех сторон налетел яростный ветер. Даже птицы, почуяв нечто, захлопали крыльями и разлетелись прочь.
А стальной ливень, что только что обрушивался сверху, внезапно замер.
На мгновение всё будто застыло.
А затем — дождь из игл начал… подниматься вверх.
Иглы закружились, перевернулись, и вихрь, ещё более насыщенной фиолетовой юань, мощно взметнулся, подчиняя их себе.
Когда последний сноп стальных игл оторвался от земли и закружился в воздухе, Цзи Боцзай предстал перед всеми — целый и невредимый.
Его длинная мантия из шёлка цвета тёмного граната была без единой складки, защитный щит вокруг него даже не дал трещины.
А на поверхности щита, свернувшись кольцом, извивалась чёрная драконья тень, раскрывая пасть в беззвучном рыке.
…Наступила тишина.
Среди всех сидящих боевых культиваторов резко сменилось выражение лиц. То, что он владеет чёрной юань, уже редкость, но сейчас… он создал облик дракона.
Дракон был настолько живым, настолько точным в форме и движении, что это означало лишь одно, его контроль над юань достиг ужасающей степени.
С таким как драться? Тут уж не только Цзо Пину — даже Чжэн Тяо, победитель прежних лет, вряд ли бы выстоял против такого.
Цзо Пин остолбенело уставился на надвигающийся фиолетовый водопад, что теперь обрушивался в его сторону. Лицо стало белее мела.
Как так…?
Он ведь старше Цзи Боцзая на добрых десять лет.
Каждый день — тренировки, сотни книг и трактатов, годы участия в турнирах Собрания Циъюнь… И всё это — лишь для того, чтобы в решающий момент не суметь даже задеть его?
Этого не может быть.
Просто что-то пошло не так. Где-то ошибка.
— Господин Цзо, берегитесь! — не выдержал Бо Юанькуй, тихо, но резко предостерег его.
Щит на теле Цзо Пина явно не выдержит эту лавину.
Но Цзо Пин будто утратил способность реагировать. Он стоял, как громом поражённый, не в силах отвести взгляда от нарастающего фиолетового потока, что обрушивался с небес, и мир перед глазами казался ему затопленным этой цветной бездной.
И именно в этот миг, с главного места, наконец, прозвучал сдержанный голос Да сы:
— Боцзай, достаточно.
И в следующее мгновение — словно всё это и было лишь сном — водопад замер, остановившись на один цунь от Цзо Пина.
А затем послышался хруст — словно бьётся лёд.
Цзи Боцзай легко взмахнул рукой, и вся масса юань рассыпалась в мириады фиолетовых осколков, что закружились в воздухе, сверкая под солнечными лучами, будто звёзды на дневном небе.
Вокруг раздались восхищённые возгласы. Люди из Му Сина, не скрывая восторга, тянули руки к сверкающим частицам, будто хотели поймать этот волшебный свет.
А вот представители Чжуюэ и Синьцао — молчали. Ни один не пошевелился.
В этом году Му Син… Уже не тот, что прежде.
На дальнем ряду Бо Юанькуй лишь опустил ресницы. Ни слова.
Первоначально два верхних города договорились — прийти сегодня и прощупать, на что способен Цзи Боцзай.
Но теперь, после того как Цзо Пин потерпел такое сокрушительное унижение…
О повторной попытке не могло быть и речи. Он ни за что не выйдет снова — слишком велик был позор.
А Цзи Боцзай, надо признать, и не соврал.
Синьцао всегда был последним из Верхних Трёх — по уровню, влиянию, подготовке. По сути, от Нижних Трёх он отличался лишь формально.
А он, Бо Юанькуй, глава Чжуюэ, один из самых уважаемых людей в верхах… зачем ему становиться в один ряд с такими, как Цзо Пин?
Пожалуй, стоит просто понаблюдать.
Да сы, между тем, был в высшей степени доволен. Радость так и сквозила в уголках глаз и в лёгкой улыбке.
Но при всём том он не мог позволить себе выглядеть как крестьянин на первой ярмарке, особенно при гостях. Так что, сохраняя вид бесстрастной важности, он сказал:
— Гости издалека — обмен любезностями уместен. Но на сегодня хватит. Возвращайся.
Цзи Боцзай кивнул и спокойно зашагал обратно к своему месту.
Проходя мимо Цзо Пина, он на миг задумался — не стоит ли помочь тому сохранить лицо, предложить сесть рядом, как знак примирения.
Но не успел и рта раскрыть — как их взгляды встретились.
В глазах Цзо Пина не было благодарности, только затаённая ярость, почти злоба.
