Чан бросил косой взгляд на Тао Цичжуна, но тот сидел с опущенными глазами, губы сжаты в тонкую линию, а лицо было бесстрастным, словно происходящее его совершенно не касалось.
В душе Чан лишь холодно фыркнул. Он терпеть не мог людей, подобных Тао Цичжуну — всегда всё знающих заранее, но при этом насмешливо молчаливых. У этого человека был вид пророка, но каждое его слово приходилось вытягивать клещами. Пока сам господин трижды не попросит — он не скажет ни слова, а когда говорит, то как будто провозглашает истину в последней инстанции. И что самое обидное — Сун Ичунь всё это глотал, словно перед ним говорил сам Будда.
«Плевать, — подумал Чан, — всё равно ведь за дело переживает не больше меня».
Он немного помедлил, затем вышел вперёд, подошёл ближе и вполголоса сказал:
— Господин… есть у меня одна мысль. Не знаю, можно ли её озвучить…
Сун Ичунь был в том состоянии, когда не знал, за что ухватиться. Его раздражение вспыхнуло мгновенно. Он взглянул на Чана хмуро, с раздражением:
— Что за глупые разговоры? Если есть что сказать, говори прямо.
Чан обрадовался, что наконец-то появилась возможность высказаться.
Он понизил голос и наклонился ближе:
— Я простой человек и не очень хорошо разбираюсь в книгах, но вот что я думаю. Если господина Сун Мо спас именно Чэнь — тот самый Чэнь, который раньше служил у госпожи, — значит, они были знакомы ещё до свадьбы. А ведь в доме Доу была история с подменой сестёр — жених одной внезапно стал мужем другой.
Может быть, всё это произошло из-за Сун Мо?
Он сделал паузу и с нажимом добавил:
— Если это всплывёт… Если всё станет известно…
Боюсь, что и дом Цзи, и дом Ван, и даже сама семья Доу — все захотят спросить с наследника гуна. А если в его прошлом появится такое «пятнышко»… Разве он сможет, как прежде, безнаказанно действовать перед лицом всех этих гунов, хоу, ван и дафу?
Пока он говорил, Чан наблюдал за лицом Сун Ичуня.
И увидел, как брови того медленно сдвигаются к переносице, как на висках вздуваются жилки, как дрожит рука, сжимавшая подлокотник кресла…
Лицо Сун Ичуня стало чёрным, как закопчённое днище казана.
Он напряжённо обдумывал всё, что произошло после свадьбы Сун Мо и Доу Чжао. Чем больше он размышлял, тем сильнее сжималось его сердце.
Он прекрасно знал, кем был его собственный сын, и это вызывало у него недоумение.
Как объяснить то, что произошло?
Неужели всё действительно так, как сказал Чан?
Что Сун Мо был знаком с Доу Чжао ещё до их свадьбы?
Иначе как объяснить, что он так быстро принял её, словно всё было решено заранее?
Почему он так яростно её защищал, настаивал на том, чтобы она вела хозяйство? Ради неё он отказался от нескольких брачных сделок, устроенных отцом!
Неужели… он с самого начала завлек его в ловушку?
Эта догадка словно обрушилась на Сун Ичуня, и он едва не задохнулся от волнения.
Он ведь хотел навязать Сун Мо невесту, подавить его, заставить склониться перед ней…
И вдруг появляется неизвестная ранее дочь из рода Доу.
Семья — потомственные чиновники, знатные, но не заносчивые. Они приняли все его условия, не выдвинув ни одного.
Слишком гладко. Слишком удобно. Как будто всё шло по его плану… но это был не его план.
Неужели Доу уже тогда знали?
Иначе почему они так легко согласились? Почему в качестве приданого дали не просто сундуки, а целую связку серебряных ассигнаций?
И тут он вспомнил Тао Цичжуна.
Именно он предложил эту свадьбу. Он сам всё разузнал о девушке. Он…
— Мерзавец! — выкрикнул Сун Ичунь, и его голос сорвался на хрип.
Он впился в Тао Цичжуна своим холодным, пронзительным взглядом.
— Как ты посмел войти в доверие и устроить мне свадьбу с женщиной, с которой у моего сына уже была связь? Ты опозорил весь род Сун!
— Я вызову родственников из Лу! Мы откроем родовой храм!
— Мы добьёмся правды от этой развратной девки!
Сун Ичунь уже представил себе весь сценарий. Он был уверен, что Сун Мо никогда не признается. А если и признается, то это будет восприниматься как должное — мужчина ведь тоже может совершать ошибки.
Но для женщины это будет настоящим позором.
Пусть теперь Доу Чжао попробует опровергнуть слухи о своей недобропорядочности до брака. Посмотрим, как тогда Сун Мо будет оправдываться!
И пусть госпожа Лу Лаофу и долгоживущая принцесса Нинде, которые так хвалили эту «благонравную и кроткую» невестку, сами придут и увидят, что она собой представляет на самом деле.
Так в его голове родилась эта яростная, почти истеричная идея: открыть родовой храм, собрать старейшин, вызвать родственников из Лу и устроить публичный суд.
В глазах Чан Хувэя промелькнула сдержанная радость — всё шло так, как он надеялся.
Тао Цичжун же… лишь молча и с горечью вздохнул.
До последнего он мог не признавать этого, но теперь даже Чан осознал, что брак между Сун Мо и Доу Чжао был не случайным.
Он… действительно угодил в ловушку.
Годы верной службы, годы кропотливых расчётов… и в итоге он стал всего лишь пешкой в чьей-то сложной игре.
Он хорошо знал характер Сун Ичуня. В других обстоятельствах тот, возможно, смог бы сдержать гнев. Но когда речь заходит о позоре рода, о семье, о сыне и женщине — нет, он не простит.
Эта история с «открытием храма» и «вызовом матрон рода Лу» только на первый взгляд кажется делом чести. На самом деле, когда всё всплывёт наружу и страсти накалятся, виноватым останется он, Тао Цичжун.
Он лишь горько усмехнулся про себя: «Разве я мог тогда всё это предвидеть?»
Ещё по дороге в павильон Сянсянь Тао Цичжун смутно почувствовал, что всё… пошло не так. С того самого момента, как они ели вонтоны в закусочной, он уже тогда попал в чужую ловушку.
Но теперь, когда последствия этого выплыли наружу, он был не в силах нести их.
По крайней мере, не в тот момент, когда господин ослеплён яростью.
Ведь если всё рухнет, если скандал вспыхнет, он, Тао Цичжун, может потерять всё: службу, доброе имя, будущее своих сыновей… и уйти из столицы, запятнанный навеки позором.
— Господин… — тихо, сдержанно начал он.
И, бросив короткий взгляд на Чана, продолжил:
— Эта свадьба была проведена по всем правилам: три грамоты, шесть обрядов — всё как положено.
Если сейчас появятся слухи о том, что у наследника гуна и его жены «была связь до свадьбы», это может нанести ущерб обеим семьям — и Сун, и Доу.
Слова Чан Хувэя имеют основания, но вы только представьте! До свадьбы одна из них жила в Чжэндине, а другой — в столице. Как они могли познакомиться?
Госпожа — женщина, как она могла самостоятельно управлять людьми и организовать спасение?
— Даже я, — добавил он с особой выразительностью, — даже я не был в курсе этого.
А госпожа знала?
Знал ли Чэнь?
И как обычный учёный мог проникнуть в хорошо охраняемую резиденцию гуна и вывезти оттуда Сун Мо?
Он сделал шаг вперёд и низко поклонился, его голос стал серьёзным и убедительным:
— Господин, прошу вас, подумайте трезво!
Наследник только что получил должность заместителя командующего императорской гвардией.
Если вы теперь подтвердите, что у него до свадьбы была тайная связь, что подумает император?
Что скажет семья Доу?
Что скажет весь свет?
— Если Сун Мо только намекнёт на это, вы не сможете оправдаться.
Эти слова, словно ушат ледяной воды, окатили Сун Ичуня, пробудив его от наваждения. Он резко дёрнулся, словно очнувшись от страшного сна.
Папашка знатный дурак, удивительно, что сын такой хороший…