Сун Мо с улыбкой смотрел, как Ма Юмин осушает весь цзютан, а затем, лишь когда тот отставил пустой кувшин, неспешно проговорил:
— Через несколько дней… всё же забери жену с детьми обратно. Ты среагировал слишком резко. Это может вспугнуть нужных нам людей. Если они решат, что ты что-то заподозрил, то просто перебросят силы, всё перепишут заново.
Ведь сейчас — у всех на руках нет доказательств. Никто не может открыто обвинить принца Ляо. В таких условиях — только «сперва выверенный план, потом — действие». Иначе всё может обернуться против них самих.
Резкий шаг Ма Юмина, как ни странно, мог только навредить — заставить другую сторону насторожиться, пересмотреть охрану, усилить контроль.
Возможно, даже подставить самого Ма Юмина — как заместителя командиралагеря Шэньшу, он — не последняя фигура.
Ма Юмин энергично кивнул, натянуто усмехнулся:
— Знаю, знаю, сам понимаю — перебор. Если уж они захотят ударить по мне, то, конечно, не пожалеют и мою семью… Но, видно, не смог сдержаться — всё надеялся, что пронесёт. Глупо, да?
— Это обычное человеческое чувство, — с теплою усмешкой сказал Сун Мо. — На твоём месте кто угодно бы испугался за своих. Я бы тоже.
Он на миг замолчал, затем, облокотившись на стол, заговорил уже в другом тоне:
— А вот скажи… тебе не кажется странным, что Цзян И вдруг ушёл из лагеря Шэньшу? Не слишком ли… нелогично?
Ма Юмин сразу напрягся, нахмурился. В его взгляде мелькнуло беспокойство, он не стал скрывать:
— Да… теперь, когда вы сказали… действительно, это не вяжется. Цзян И был, можно сказать, у корня, с самого основания части. Почему он вдруг ушёл — да ещё без шума, без следа?
Сун Мо понизил голос, в его тоне появилась серьёзность:
— Насколько я знаю, Цзян И раньше служил писарем при Ван Сюе. А Ван Сюй, в свою очередь, с самого начала тянул его наверх — довёл до должности цзунци, командира десятка. По всем правилам, их отношения должны быть близкими. Цзян И должен был бы часто бывать у него в доме, поддерживать связь… а теперь задумайся: а вдруг он что-то узнал? Что-то такое, что счёл опасным? И именно потому, чтобы не быть заподозренным в причастности, он и предпочёл сам уйти — пожертвовал карьерой, лишь бы дистанцироваться? Разве не странно, что он обратился именно к тебе, попросил замолвить за него словечко передо мной, чтобы перебраться в Учэн, столичную военную стражу)?
Ма Юмин, услышав это, с грохотом хлопнул себя по бедру, в лице — возмущение и досада:
— Ах ты ж, паршивец! Я к нему всей душой, как к младшему брату, а он… Узнал такое — и слова мне не сказал! Сам первым спасся, будто и не знал меня вовсе!
Сун Мо засмеялся, мягко, с оттенком иронии:
— Да где ж ты найдёшь второго такого дурака, как ты? Кто нынче говорит откровенно, открыто? Мы с тобой, может, и редкие экземпляры остались…
Ма Юмин почесал затылок и рассмеялся с оттенком горькой иронии:
— Ну да. Хорошо ещё, что я сам по натуре отчаянный — не то так бы и сидел в неведении, жуя себя изнутри.
Сун Мо, всё ещё улыбаясь, но уже с сосредоточенным взглядом, произнёс:
— Я думаю, нам стоит серьёзно поговорить с Цзян И. Как бы он ни поступил — он кое-что знает. И если хочет остаться в стороне, пускай скажет всё, что знает, и пусть с чистой совестью уходит. А если нет — придётся решать, можно ли ему доверять.
Ма Юмин немного помедлил, затем с сомнением произнёс:
— «Если человек не думает о себе, небо и земля его покарают». Нам с вами — выбора уже не оставили, мы втянуты по самую шею. А вот он, он ещё молодой, да и должность у него небольшая. Думаю, не стоит втягивать его — пусть уж останется в стороне.
Сун Мо, про себя, кивнул: рассуждение Ма Юмина его удовлетворило. Но вслух он сказал с лёгкой улыбкой:
— А ты уверен, что у нас есть такая роскошь — выбирать? Мы ведь так и не знаем, какой настрой у Ван Сюя. Пока не поймём, какова его позиция — мы вслепую.
Ма Юмин, понурившись, покраснел от неловкости:
— Тогда, я сейчас схожу, позову Цзян И.
— Не нужно, — мягко перебил его Сун Мо, в голосе проскользнула усмешка. — Я уже послал за ним. Пусть придёт сам.
Ма Юмин непонимающе замер. Он явно ожидал совсем другого. Но промолчал.
Вскоре дверь отворилась, и внутрь вошёл Чэнь Хэ, сопровождая Цзян И.
Ма Юмин, заметив, как быстро тот явился, не удержался и буркнул:
— Удивительно. Ты что, сегодня не на дежурстве? Просто так ушёл? Не будет проблем?
Цзян И почувствовал себя неловко. Выражение лица у него было несколько смущённым.
Он поспешно поднёс вино, вежливо наполнив чаши перед Сун Мо и Ма Юминем, и сдержанно произнёс:
— У нас в Учэн, столичной военной страже — дежурство по кругу: один раз в пять дней. Сегодня — как раз мой выходной.
Ма Юмин бросил на него внимательный взгляд. Замечая, как с его плеч стекали капли влаги, как по вороту одежды струился холодный пар, он прищурился:
— Не на дежурстве, говоришь… А где был? Ты весь как из погреба — от тебя холодом веет. А волосы — совсем мокрые. Что, купался под открытым небом?
Хотя на дворе стояла середина весны, ночи в столице всё ещё оставались прохладными, особенно под утро.
В Пьянящем павильоне пол подогревался дилуном, системой тёплого пола, и у тех, кто приходил с улицы, влажность на одежде быстро проступала наружу.
Цзян И явно занервничал. Он не стал оправдываться. Не стал отшучиваться.
Молча сжал губы в тонкую линию, и, мельком взглянув на Сун Мо, опустил голову. В его лице была какая-то скрытая усталость, почти горькая обречённость. Он стоял тихо, молча — словно всё уже понял и просто ждал, что будет дальше.
Спасибо большое за перевод ❤️
Благодарю за перевод ❤️