В прошлой жизни благодаря тому, что монах Цзи Юн стал настоятелем храма Лунфу, этот храм получил возможность соперничать с Великим храмом Сяньгуо и стал одним из самых почитаемых в столице.
Но Доу Чжао уже не помнила, с какого времени храм Лунфу начал набирать известность. Когда она услышала о нём впервые, там уже было невозможно достать даже самое простое благовоние — настолько он был популярен.
А в этой жизни, хотя Лунфу и пользовался успехом, его имя ещё не гремело на всю столицу. Приходящие сюда молиться женщины в основном были из бедных или средних семей — редко можно было встретить богато украшенные повозки или расписные паланкины.
Стоя перед главными воротами храма, Доу Чжао подняла голову и оглядела горные врата Лунфу.
Интересно, подумает ли Цзи Юн в этой жизни снова о том, чтобы связать свою судьбу с этим местом?
Она обернулась и посмотрела на Сун Мо.
Чтобы не привлекать внимания, они оба переоделись в простые одежды из чистого ханджоуского шёлка. В волосы Доу Чжао были воткнуты всего две серебряные шпильки, сопровождение было скромным — лишь Чэнь Хэ, сёстры Цзиньгуй и Иньгуй, а также Дуань Гуньи с несколькими охранниками.
В храме Лунфу вился дым благовоний. Сун Мо и Доу Чжао приложились к земле перед статуей Будды в зале Великого Брахмы и зажгли свечи.
Женщины, пришедшие в храм с благовониями, то и дело с интересом поглядывали на них.
Чэнь Цзя лишь с горькой усмешкой покачал головой.
Он специально выбрал храм Лунфу, чтобы устроить Игуй именно здесь — полагая, что благодаря густому потоку посетителей, где одни лица сменяют другие, будет легче скрыть её. Но он не учёл, насколько выделялись Сун Мо и Доу Чжао: даже в самой скромной одежде их благородство сквозило в каждом движении, и никакие шёлковые халаты не могли этого скрыть.
Если бы знал заранее… Лучше бы всё-таки устроил Игуй в Великом храме Сяньгуо!
Он недовольно пробормотал это про себя и, вспомнив испуганное личико Игуй, поспешил бросить на Ху-цзы выразительный взгляд, велев ему жестом пойти предупредить девушку. Ещё не хватало, чтобы она, как зверёк, вновь съёжилась в углу при виде Сун Мо и Доу Чжао.
Ху-цзы всё понял, молча кивнул и быстро направился к восточному флигелю.
Тем временем Сун Мо и Доу Чжао, пожертвовав храму немного масла для ламп, последовали за Чэнь Цзя в сторону жилых покоев.
Летнее утро. Как только солнце поднялось, воздух тут же наполнился знойной духотой. В просторном дворе храма Лунфу раскидистые деревья отбрасывали густую тень, и всё же этого было недостаточно, чтобы унять раздражение в душе Сун Мо.
Прошлой ночью он почти совсем не сомкнул глаз.
Он и сам не мог до конца понять, что именно чувствует.
Сострадание? — Но эта девушка была дочерью от наложницы его отца, живым доказательством предательства, нанесённого его матери. Такое чувство казалось ему… неуместным.
Ненависть? — Если бы он ничего не знал о том, что с ней произошло, возможно, он и впрямь возненавидел бы её. Но стоило лишь подумать, что именно из-за безответственности отца она оказалась в таком положении, всякая ненависть исчезала — не рождалась вовсе.
Симпатия? — Тем более нет. Он всегда уважал силу. А девушка, допустившая, чтобы её судьба дошла до такого, не могла не вызывать у него внутреннего осуждения. Что бы с ней ни случилось — это в каком-то смысле тоже следствие её собственного характера. Как же он мог её полюбить?
Даже когда он уже ступил на территорию храма Лунфу, он всё ещё не знал, как поступить с этой девушкой.
Сун Мо, с детства отличавшийся решительностью, никогда прежде не ощущал себя таким растерянным.
Он невольно крепче сжал руку Доу Чжао.
Доу Чжао тоже крепко сжала ладонь Сун Мо в ответ.
Её чувства были не менее противоречивы, чем у него.
Как женщина, она искренне сочувствовала судьбе этой девушки. Но стоило ей подумать, что та, возможно, была единокровной сестрой Сун Мо, как в её сердце, склонявшемся к Сун Мо, уже не находилось места для безоговорочной жалости к той девушке.
Они вдвоём медленно вошли в боковую комнату.
В такой жаркий день дверь и окна были плотно закрыты. Лишь тонкий луч света проникал сквозь прозрачную черепицу на крыше, и тень в помещении казалась особенно густой и тяжёлой.
Ху-цзы негромко что-то говорил девушке, сидящей в кресле у центрального стола. Услышав шаги, он сразу отошёл в сторону. Девушка же медленно поднялась с места.
Хотя её лица не было видно, худощавый силуэт ясно говорил о болезненной хрупкости.
Сун Мо заметно удивился. Он остановился у порога, голос его прозвучал негромко, но твёрдо:
— Ты — Ли Игуй?
Девушка промолчала.
Чэнь Цзя заметно занервничал.
«Что за упрямая девчонка, — с досадой подумал Чэнь Цзя, — словно к ней ни уговорами, ни угрозами не подступиться!»
Напрасно он вчера говорил ей столько слов!
Он ведь объяснял ей: наследник гуна Ин — человек знатный, обладающий высокой властью. Достаточно одного его слова — и она либо будет жить, либо погибнет. Встретившись с наследником гуна, нужно говорить с почтением, вести себя скромно и покладисто, ни в коем случае не выказывать гордости. Стоит лишь угодить ему — и её жизнь изменится: она будет есть самое лучшее, пить самое изысканное, забудет, что значит бояться быть схваченной Вэй Цюанем или подвергаться издевательствам от Хэ Хао.
Он невольно кашлянул, напоминая ей полушёпотом:
— Наследник гуна Ин и госпожа пришли навестить тебя. Почему ты до сих пор не поклонилась им?
Но девочка стояла, как вкопанная, не шелохнувшись.
Чэнь Цзя ничего не оставалось, как шагнуть вперёд и мягко подтолкнуть её в спину, вполголоса добавив:
— Живо на колени!
Но девочка упрямо опустила голову и по-прежнему не шелохнулась.
Чэнь Цзя развёл руками, вновь лёгонько подтолкнул её.
На этот раз толчок оказался сильнее — девушка пошатнулась, едва не упала. С трудом удержав равновесие, она неуклюже сделала пару шагов вперёд и остановилась.
Свет, пробивавшийся сквозь окно на крыше, упал прямо на её лицо.
Изящные черты, ясные и нежные линии лица — Доу Чжао и Сун Мо увидели их во всей полноте.
В сердце Доу Чжао вспыхнула внезапная жалость — как будто на глазах у неё бесценная жемчужина оказалась измазана пылью.
А Сун Мо, словно окаменев, застыл. Лицо его мгновенно изменилось. Он выдохнул, не сдержавшись:
— Мать?!
В комнате никого лишнего не было, стояла тишина — и Доу Чжао расслышала его слова отчётливо, до последнего слога.
Ошеломлённо она обернулась к Сун Мо.
Он тоже посмотрел на неё.
И она ясно увидела в его глазах бурю потрясения — это был не просто испуг, а нечто гораздо глубже, словно внутри него поднялся шторм.
— Что случилось? — голос Доу Чжао дрогнул, в голове всё спуталось, она ничего не могла понять, но всё же крепко обняла его за руку.
Лицо Сун Мо стало белее снега.
— Она… она вылитая моя мать… как будто вырезана из того же самого образа, — пробормотал он. — Даже больше похожа, чем сестра Ханьчжу…
Как такое возможно?
Как дочь Ли Тяонянь может быть похожа на госпожу Цзян, покойную супругу гуна Ин?
Если уж она на кого и должна быть похожа — то на Сун Ичуня!
А тогда кто же такой Сун Хань, живущий в этом доме?
