— А я был в ярости… И тогда я взял остатки лекарства и заставил Сяо Бао — того самого котёнка — выпить их.
— После этого он больше не смог даже подняться.
— Я перепугался до смерти.
— Синьфан сказала, что это я сгубил котёнка, вливая ему отвар.
— Я боялся, что мама рассердится, что будет меня ругать. В те дни она и так лежала больная, у неё не было сил ни на что, даже на игры с Сяо Бао и Да Бао…
Так что я стал умолять Синьфан помочь мне спрятать Сяо Бао. Сам собирался пойти к Пятому дяде и попросить его найти точно такого же котёнка на замену.
— Синьфан согласилась.
— Но у меня на душе всё равно было неспокойно. Я боялся, что мама обнаружит пропажу Сяо Бао.
Вот и пошёл искать Синьфан.
— А когда нашёл — увидел, как она тайком закапывает лекарственные отходы, которые остались после отвара.
— Это меня тогда очень удивило. Если убирать отвар — обычно это дело служанок вроде Цинли и Чжуцзюнь. Почему Синьфан делает это сама?..
— Я тогда каждый день понемногу… по щепотке… брал остатки отваров, что пила мать, — продолжал Сун Хань дрожащим голосом, — и тайком подсыпал их в горшок с тёмной хризантемой у неё в комнате.
— Прошло немного времени — и хризантема завяла. Умерла.
— Я побежал рассказать отцу…
— А он в это время сидел с матерью под галереей, любовался хризантемами.
— Я испугался, что мама расстроится, и не решился ей сказать. Подумал, что позже расскажу об этом отцу наедине.
— Но мама держала меня за руку, всё спрашивала, не замёрз ли я. Я боялся, что не сдержусь и проговорюсь… И тогда убежал помогать тётушке Се печь пирожные с османтусом.
— А что было дальше — ты сам знаешь.
— Когда я вернулся, отец и мать сидели с каменными лицами, не говоря друг с другом ни слова. Мама велела Ли Бай отвести меня переодеться. Когда я вернулся, они уже громко ссорились. Меня тогда тётушка Се увела к виноградной беседке, и я даже не успел толком понять, из-за чего всё началось…
— Потом Ли Бай вернулась и утащила меня обратно в комнату. А когда прибежала Цинли и позвала меня — было уже поздно.
— Мать лежала, привалившись к кровати, у неё изо рта лилась кровь…
— Отец хотел подойти — но она со всей силы оттолкнула его…
Лицо Сун Мо оставалось спокойным, почти безмятежным, но побелевшие суставы на пальцах, сжимающих чайную чашку, выдавали бушующее внутри напряжение.
Он взглянул на Сун Ханя и тихо, почти ласково произнёс:
— Сун Хань, ты всё ещё лжёшь. Ты правда считаешь меня глупцом? Думаешь, я не осмелюсь ничего с тобой сделать, поэтому и ведёшь себя так нагло?
Тихий, мягкий голос, лишённый всяких эмоций, заставил у Сун Ханя встать дыбом каждый волосок.
— Я же знал… ты мне не поверишь… — прошептал он, опустив глаза. Голос звучал сухо и натянуто — в нём слышалась дрожь, тревога, подавленность.
Сун Мо вдруг улыбнулся — и в этой улыбке не было тепла. Он поднялся, и в следующий миг, с молниеносной резкостью, его рука сомкнулась на горле Сун Ханя.
— Знаешь, — произнёс он тихо, спокойно, с каждым словом сжимая пальцы всё крепче, — я совсем не против… решать вопросы лично.
Лицо Сун Ханя тут же покраснело. Он обеими руками вцепился в руку брата, пытаясь разжать пальцы.
Но разве он мог тягаться с Сун Мо?
Ощущение удушья вновь навалилось, знакомое, мучительное.
Сун Хань вытаращил глаза, уставившись на Сун Мо с паникой и мольбой.
Сун Мо только усмехнулся — холодно, с насмешкой.
За дверью поднялся шум.
Сун Хань захрипел, пытаясь закричать, зазвучали невнятные, искажённые звуки.
Сун Мо медленно, никуда не спеша, продолжал сжимать пальцы, словно давя не человека, а горсть пыли.
Снаружи раздался взбешённый крик Сун Ичуня:
— Да вы с ума посходили! Это — дом гуна Ин! Павильон Ичжи — тоже часть дома гуна Ин! Вы — стража павильона Ичжи, значит, и моя стража тоже! Кто вам дал право меня не пускать?! Не жалуйтесь потом, если я перестану с вами церемониться!
У Сун Ханя вдруг ожила надежда.
Конечно! В верхнем дворе не могло не остаться людей отца! Если Сун Мо решился устроить здесь допрос — значит, он сам себя загнал в ловушку! Стоит только дождаться отца — и Сун Мо уже ничего с ним не сделает!
В глазах Сун Ханя на миг мелькнуло торжествующее выражение.
Сун Мо тихо рассмеялся — смех прозвучал насмешливо и даже как-то беззвучно.
Он посмотрел прямо в глаза Сун Ханю и мягко, почти по-доброму сказал Лу Мину:
— Впустите господина гуна. Я хочу, чтобы он собственными глазами увидел, как я душу этого его сына.
— Слушаюсь, — ровно ответил Лу Мин и вышел.
На лице его не дрогнул ни один мускул.
Сун Хань побледнел. Настоящий ужас отразился в его глазах.
Сун Мо сжал горло ещё крепче.
Сун Хань с последней отчаянной силой забился, колотя, дёргаясь, царапаясь.
Но Сун Мо смотрел на него сверху вниз с таким выражением, будто перед ним было насекомое — таракан, которого в любую секунду можно раздавить.
И в этот миг в комнату ворвался Сун Ичунь, сопровождаемый несколькими стражниками во главе с телохранителем Чаном.
Сцена, развернувшаяся перед глазами Сун Ичуня, потрясла его до глубины души.
Даже телохранитель Чан с остальными оцепенели, не зная, что делать.
Сун Мо наклонился к самому уху Сун Ханя и тихо, как шёпот змеи, прошипел:
— Спрашиваю в последний раз. Что именно говорили отец и мать, когда ссорились?
Глаза Сун Ханя налились кровью, он уже не мог пошевелить головой.
Только жалобно и обречённо скосил взгляд на Сун Ичуня, немо умоляя о помощи.
Сун Ичунь, наконец, пришёл в себя и с яростью бросился вперёд:
— Ты что творишь?! Хочешь убить родного брата?!
— Именно, — Сун Мо обернулся и с открытым вызовом усмехнулся отцу. — Только ты неправильно сказал. Ты должен был спросить: «Ты и правда хочешь убить кровного брата?»
Сун Ичунь на мгновение застыл — его сбила с толку дерзость сына, его холодная уверенность.
А Сун Мо в тот же миг сжал пальцы сильнее.
Сун Хань захрипел, рот у него приоткрылся, язык вывалился — он больше не мог дышать.
Сун Ичунь вскричал:
— Остановись! Ты ослушавшийся негодяй! Даже если мне придётся довести это дело до самого трона, я добьюсь, чтобы у тебя отняли титул наследника!
— Да, правда? — Сун Мо слегка приподнял бровь, глядя на Сун Ичуня, и разжал пальцы.
Сун Хань с хрипом повалился на пол, хватаясь за горло, весь обмякший, словно из него вытянули последние силы.
Сун Мо спокойно опустил ногу и поставил её на голову лежащего брата.
— Отец, — медленно произнёс он, глядя прямо перед собой, — думаю, вам всё же не стоит вмешиваться в дела между двумя братьями.
Едва слова сорвались с его губ, в комнате раздался лязг металла.
Снаружи и внутри — как из воздуха — начали проявляться тени людей.
Мгновение — и они уже окружили Сун Ичуня и его охрану со всех сторон.
Сун Ичунь был потрясён и возмущён до предела: — Что ты затеял?!
Телохранитель Чан, Лу Мин и остальные одновременно выхватили оружие — мечи, сабли, кинжалы блеснули в руках, сверкая холодным светом.
Они встали напротив людей Сун Ичуня — лоб в лоб, острая тишина, в которой слышно было даже дыхание.
В комнате повисла удушающая, тяжёлая атмосфера, точно воздух сам предчувствовал: вот-вот разразится буря.
