Госпожа Тянь, услышав это, вспыхнула от гнева:
— Дошло уже до такого, а ты всё ещё можешь говорить такие слова?! У А Сюань под сердцем — твоя плоть и кровь! Что у тебя за сердце — железное, что ли?!
Говоря это, она достала платочек и, отворачиваясь, тихо заплакала, вытирая слёзы с уголков глаз.
Лицо Вэй Тиньюя стало мрачнее тучи.
Маленькая служанка А Сюань сжалась от страха. Она осторожно потянула госпожу Тянь за рукав и пролепетала:
— Это вина служанки. Старшя госпожа Тянь приютила служанку — это уже благодеяние. Прошу вас, не ссорьтесь с господином хоу из-за служанки. Я этого не заслуживаю…
Но эта мягкая, трепетная просьба только сильнее вызвала в сердце госпожи Тянь отвращение к грубости и своеволию Доу Мин. Она резко, но негромко одёрнула:
— Вздор! Разве это только ваше с господином хоу дело? Очевидно же: господин хоу сам не справляется — у мужчины нет должной твёрдости!
Слушая всё это, Вэй Тиньюй почувствовал, как жар стыда поднимается от груди к лицу. Смущённый и пристыженный, он только и смог вымолвить:
— Не…
Словно хотел что-то сказать — и не смог.
Ведь как? Из-за одной служанки идти на ссору с собственной главной супругой, с которой был обручен и прожил годы?..
Если об этом прознают посторонние — как ему потом в глаза людям смотреть?
Но… он ведь с детства был известен своей сыновней почтительностью. Такие слова — против матери — у него просто не поворачивался язык.
Госпожа Тянь смотрела на него, и в её взгляде уже невозможно было скрыть разочарование.
Холодно, сдержанно она произнесла:
— Раз так, то позови свою сестру, вернется домой и пусть она примет решение.
После этого повернулась к тётушке:
— Ступай, пригласи молодую госпожу вернуться в усадьбу.
Даже если речь шла о родной сестре — Вэй Тиньюй совсем не горел желанием, чтобы Вэй Тинчжэнь узнала о таком его позоре.
Он в смятении пробормотал:
— Нет… прошу вас, не надо. Этим делом я сам займусь. Не стоит тревожить старшую сестру…
Но на этот раз мягкая, уступчивая госпожа Тянь словно окаменела. Она покачала головой, решительно:
— Я знаю, что ты собираешься сделать. Либо спрячешь А Сюань где-нибудь во внешнем дворе, либо найдёшь ей какую-нибудь семью и выдашь замуж. Я и сама была главной супругой — неужели я стану потакать служанке, что осмеливается соблазнять своего господина? Но ты сам себе в сердце загляни — кто заварил всю эту кашу? Если бы всё в доме решал ты, ни сказала бы ни слова. Хочешь прятать А Сюань — ну и делай, я будто ничего и не знаю. Хочешь выдать — я сама соберу ей приданое. Но разве это твоя воля?
Она в упор посмотрела на сына:
— С тех пор как Доу Мин вошла в этот дом, хоть одно решение осталось за тобой? Я тебя растила, холила, берегла… Неужели на то, чтобы ты дал женщине себя растоптать? Всё, не говори больше ничего. Подождём, пока твоя сестра вернётся. Пусть уж она и решает.
Она отвернулась, даже не взглянув на Вэй Тиньюя.
А Сюань, прикусив угол одеяла, тихонько заплакала.
Вэй Тиньюй с тоской смотрел на мать, на А Сюань, потом молча опустил голову и вышел из покоев госпожи Тянь.
…
А в это время в главных покоях усадьбы хоу Цзинин, в тёплой комнате с изящным балдахином, Доу Мин неторопливо сидела за столиком и наслаждалась чашей парового супа из яньуо гнезда ласточки[1].
Услышав, что Вэй Тиньюй, едва вернувшись, сразу направился во дворик госпожи Тянь, Доу Мин холодно усмехнулась, однажды и другой — с горьким, презрительным смешком:
— Вот теперь-то я и узнаю — какой он, оказывается, «преданный» человек! Что ж, не иначе как решил, что если я тронула его любимицу, то он теперь пойдёт на меня войной? Не удивительно, что усадьба хоу Цзинин пришла в упадок — с такой свекровью, как у меня, не одна, а три поколения погибнут! Ты только подумай — взяла и притащила себе под крышу служанку, которую только что сбили с плода! Приютила, кормит, бережёт, как в тепличке. Это, по её мнению, свекровь так должна себя вести?! Она разве не была главной супругой? Да уличные старухи, что и грамоте не учены, и то понятливее!
Кормилица Чжоу и прочие старшие служанки сидели, низко склонив головы, как статуи из глины — ни одна не осмелилась вставить и слова.
А у Доу Мин внутри бушевал настоящий пожар. Гнев вскипал, как пар в котле, глаза её вспыхнули. Она схватила чашу с яньуо и с силой метнула её в маленькую служанку.
К счастью, суп был уже почти остыл. Девушка хоть и оказалась вся облита, но не обожглась. Стиснув зубы, она даже не пошевелилась, стойко перенеся гнев своей госпожи.
Глядя вслед застывшей служанке, Доу Мин внутри просто вскипала. Её буквально разрывало изнутри. Не в силах сдержаться, она резко выкрикнула:
— Убирайся!
Маленькая служанка, не смея даже обернуться, кинулась прочь, словно за ней гнались.
Кормилица Чжоу тут же велела другим служанкам прибраться в комнате, сама поспешно принесла тёплой воды и помогла Доу Мин вымыть руки.
И только тогда у Доу Мин потекли слёзы.
[1] Яньуо (燕窝) — деликатес из гнезда ласточки-саланганы, изготовленного преимущественно из её высохшей слюны. В китайской традиции считается высокоценным питательным блюдом, особенно полезным для женщин, ослабленных и старших членов семьи. Из яньуо варят сладкий или нейтральный суп, который в древности был доступен лишь во дворцах и богатых домах. Употребление яньуо символизирует заботу, утонченность и высокий статус.
