Пока Сун Ичунь ломал голову над тем, какую бы должность подобрать для Сун Ханя, во дворце прислали в подарок лабы-чжоу — праздничную кашу к празднику Лаба. И в тот же день как раз пришёлся день возвращения Цзян Янь в родительский дом.
Сун Мо оставил Чэнь Цзя на чашку каши, а Доу Чжао тем временем увела Цзян Янь в комнату для задушевного разговора.
Глядя на молодую женщину, что расцвела, точно весенний цветок после дождя, Доу Чжао с улыбкой поддразнила:
— Ну что, теперь веришь, что я тебя не обманула?
Цзян Янь густо покраснела и потупила взгляд.
Доу Чжао рассмеялась и мягко напомнила:
— Не стоит забивать себе голову лишним. Всё, что было, — пусть остаётся в прошлом. Главное — хорошо жить с мужем. Кому приятно, когда рядом всё время хмурое лицо?
Цзян Янь, вся раскрасневшись, послушно кивнула.
Вскоре подошли Цзян Личжу и У Цзыцзе.
Цзян Янь удивлённо вскинула голову.
— Это я их пригласила, — с улыбкой объяснила Доу Чжао. — Сегодня ты вернулась домой, и я позвала их с мужем составить тебе компанию.
По всем правилам, раз Цзян Янь — приёмная дочь семьи Цзян, то и в день её возвращения её «родня» тоже должна была засвидетельствовать почтение. И в самом деле, старшая госпожа Цзян прислала подарки и поздравления к свадьбе.
Цзян Янь всегда питала особую симпатию к Цзян Личжу, и, услышав, что та тоже пришла, на лице её тотчас расцвела радостная улыбка. Когда Личжу вошла, девушки тут же сошлись головами и зашептались, увлечённо делясь своими новостями и секретами.
А тем временем в цветочной гостиной царила совсем иная атмосфера.
У Цзыцзе, высокий, статный, с выразительными чертами лица, вёл себя сдержанно и сосредоточенно. Даже в лёгком наклоне бровей и спокойной линии губ читалась непоколебимая прямота и врождённое достоинство.
— Двоюродный брат, — произнёс он, по примеру жены называя Сун Мо «братом», тем самым подчёркивая родственную близость. — Слухи снаружи ходят самые нелепые. Всё говорят, что ты и Цзян Босюнь разругались из-за дел по наследству… Неужели это правда? Или тут какое-то недоразумение?
В последние дни вся столица гудела от свежей сплетни — мол, между Сун Мо и Цзян Босюнем разгорелась яростная борьба за имущество. Поговаривали, что бывшие сторонники Сун Мо, не выдержав напряжения, одни покидали резиденцию Ичжи, другие — старались держаться в тени.
У Цзыцзе, знавший Босюня не понаслышке, не верил, что тот способен на такое. И потому, завёл разговор о новогодних подношениях в Хаочжоу, не удержался и осторожно спросил о происходящем.
Чэнь Цзя внешне сохранял полнейшее спокойствие: глаза — на нос, нос — к сердцу. Но в душе уже вовсю ругался на У Цзыцзе: «И зачем ты лезешь с такими разговорами? Ты ведь гость, пришёл на праздник, а не выспрашивать о делах, которые хозяину неприятны! Голова у тебя что — из теста?»
У семьи У, несмотря на волнения в столице, всё-таки хватило благоразумия исполнить прежнюю договорённость и женить У Цзыцзе на Цзян Личжу. Благодаря этому Сун Мо стал смотреть на них иначе — с уважением. А уж тот факт, что сам он же и распорядился пустить слухи по столице, делало происходящее почти фарсом. Так что, услышав прямой вопрос, он и бровью не повёл, спокойно пояснив:
— Нет, это вовсе не недоразумение. Пятый дядюшка сам потребовал, чтобы я вернул всё, что когда-то подарил мне старший дядя. Мы ведь с пятым дядюшкой с малых лет были неразлучны: вместе охотились, плавали, ныряли — я его характер знаю, как свои пять пальцев. Он никогда раньше не придавал значения вещам, которые можно пощупать или пересчитать. Но тут я всё же заподозрил неладное и нарочно послал людей расспросить. Однако пятый дядя ответил совершенно однозначно — всё, что я получил от семьи Цзян, надлежит вернуть обратно.
Он слегка помолчал и с тонкой усмешкой добавил:
— Видно, как только человек оказывается в иной среде, и характер у него меняется.
У Цзыцзе молча кивнул, но в его бровях всё же промелькнула тень разочарования.
Сун Мо внутренне тяжело вздохнул.
Он знал — с тех пор как эта история просочилась наружу, подобных У Цзыцзе было немало. Людей, которые, подобно ему, с разочарованием смотрели теперь на Цзян Босюня. И в глубине души у Сун Мо вдруг мелькнула неуверенность.
А был ли я прав, поступив так?
Вечером, когда все гости уже, разошлись, он заговорил об этом с Доу Чжао.
— А у тебя был иной, более достойный способ? — спокойно спросила она.
— Не было, — ответил Сун Мо. И пока он произносил эти слова, его сомнения начали постепенно рассеиваться, словно утренний туман под лучами солнца.
Он невольно сжал ладонь Доу Чжао и с хрипотцой в голосе прошептал:
— Хорошо, что ты рядом со мной…
Потому что именно она удерживала его от того, чтобы, поддавшись сомнениям и растерянности, сбиться с пути.
Но дело это, как ни крути, касалось куда большего круга, чем просто семейные распри. О нём уже знал не только император, но и наследный принц — и в этом заключалась его настоящая тяжесть.
Наследный принц с неподдельной озабоченностью расспрашивал Сун Мо об этой ситуации.
Сун Мо с лёгким вздохом беспомощности ответил:
— Ваше Высочество, вы ведь и сами знаете, каков мой пятый дядюшка — знаток вина и женщин, в развлечениях ему нет равных, а вот в других делах он всегда был безучастен. Если бы в Хаочжоу все мыслили так же, как он, я бы ни слова не сказал и немедленно вернул бы всё, что мне досталось от старшего дяди. Но у старшей тётушки совсем иное мнение. Эти вещи оставлены моим старшим дядей, и я не смею ослушаться воли моей тётушки.
Наследный принц энергично закивал:
— Верно, твой пятый дядя и вправду вел себя довольно беспечно, когда был в столице. Нельзя тебя упрекнуть за то, что ты не решился просто так вернуть наследие. — Он не удержался и с сожалением произнёс: — Такой выдающийся человек, как гун Дин, и вот до чего дошло…
Сун Мо, услышав это, внутренне встрепенулся, но тут же сделал вид, будто его переполняет горечь воспоминаний, и с опущенной головой медленно вытер уголок глаза.
Наследный принц с тяжёлым вздохом поднял чашу с чаем и сделал глоток, словно желая запить ту скорбь, что скопилась у него на сердце.
Сун Мо отправил людей разузнать об этом деле, но всё было безуспешно — никаких вестей. В этот момент как раз Наследная принцесса прислала несколько праздничных нарядов для Юань-ге`эра, и Доу Чжао собралась во дворец поблагодарить за милость. В разговоре она невзначай упомянула о гуне Дин:
— Хотя наш господин наследник после возвращения долго тосковал, он всё же глубоко признателен Его Высочеству за заботу. Хотел было сам прийти во дворец поблагодарить лично, но боится доставить неудобства, потому и велел мне передать свою благодарность через Наследную принцессу.
Что касается действий принца Ляо, Наследный принц и его приближённые были далеко не слепы. Однако стратегия Наследного принца была чёткой — оставаться неизменным перед лицом любых перемен, проявлять покорность и благоразумие, чтобы успокоить императора и не дать повода заподозрить в честолюбии. Если он решит выступить против принца Ляо первым, это лишь встревожит монарха: он может подумать, что наследник, ещё не взошедший на трон, уже начал сводить счёты с братьями. И тогда его положение наследника окажется под угрозой.
Ведь испокон веков немало наследников престола погубило именно поспешное вмешательство.
Однако, глядя на то, как принц Ляо всё активнее проявляет себя, а императрица Вань изо всех сил его прикрывает, Наследный принц чувствовал себя словно на краю обрыва — стоит оступиться, и он мгновенно сорвётся в бездонную пропасть. При этом он ничего не мог с этим поделать.
Такую тревогу он мог скрыть от всех, но только не от своей супруги, с которой долгие годы был единодушен в мыслях и поступках. Именно поэтому Наследная принцесса и старалась заручиться поддержкой вдовствующей императрицы — и добилась успеха.
