Весенний ветер всё так же мягко дышал над набережной, лаская ивы, словно нарочно подбирая каждому стеблю нежное движение. Ветви, едва тронутые тёплыми лучами, напоминали лёгкий золотистый налёт пыльцы на крыльях мотылька. Всё это происходило в те самые светлые дни праздника Цинмин (весенний поминальный праздник).
В прошлом году на пурпурных дорогах у Синих ворот, а ныне под серой завесой дождя и бледной тенью облаков, всё быстро изменилось. Лишь несколько закатов понадобилось, чтобы пронести сквозь годы усталость и истончённую тоску.
Госпожа Мужун с детства воспитывалась на западный лад, долгие годы провела за границей, а потому к празднованию старого Нового года относилась весьма прохладно. Однако, следуя устоявшейся традиции, она и теперь после праздника устраивала у себя чайный приём для родных и друзей, а потому лично проследила, чтобы слуги тщательно убрали и украсили дом.
Мужун Цинъи, вернувшись домой, увидел повсюду хлопоты и, не мешая, прошёл по коридору к дверям маленькой гостиной на западной стороне. Вэйи уже заметила его и позвала:
— Третий брат! — А потом, повернувшись к Сусу, скорчила забавную гримаску: — Смотри-ка, третий брат совсем переменился: раньше днём с огнём не сыщешь, а теперь вот солнце ещё не зашло, а он уже дома.
Сусу грациозно поднялась, улыбнулась, но промолчала. Вэйи нехотя тоже встала:
— Наша будущая третья невестка, да ты совсем как мама держишься за правила. И подумать только, мама столько лет провела за границей, а тут вдруг стала консерваторшей.
Сусу смутилась, на щеках выступил румянец. Она тихо ответила:
— В доме правила всё же нужны.
Вэйи, весело блеснув глазами, сказала:
— Ну вот, правила нужны — отлично! Наконец-то признаёшь, что этот дом теперь твой?
Будучи по натуре живой и непосредственной, Вэйи постепенно сроднилась с Сусу. После помолвки они стали проводить вместе ещё больше времени, и теперь она позволяла себе шутить без всяких оглядок. Увидев, как Сусу краснеет, она лишь радостно заулыбалась.
Мужун Цинъи легко коснулся пальцами её лба:
— Ну, ладно уж, что не встала, когда я вошёл, но смотри, не привыкни так лениться, а то и при матери сидеть не станешь.
Вэйи показала ему язык:
— Пойду-ка я лучше порепетирую за фортепьяно. Оставлю вам место, чтобы поговорить. — Она легко вскочила и вихрем вылетела из комнаты.
Сусу только тогда подняла глаза и улыбнулась:
— Почему сегодня так рано вернулся?
Мужун Цинъи заметил, что на ней шёлковое ципао осеннего цвета с мельчайшим узором, вышитым серебряной нитью. Это ещё ярче подчёркивало её чистый взгляд и белизну лица. Он так и смотрел на неё, пока она не опустила голову. Мужун Цинъи улыбнулся и спросил:
— Чем сегодня занималась?
— Утром занималась английским и французским, — ответила она, — а после обеда классической литературой и этикетом.
Он тихо усмехнулся:
— Бедняжка.
— Это я слишком глупа, — сказала Сусу, — поэтому мама и переживает.
Он взял её за руку:
— Эти вещи тебе всё равно пригодятся, вот мама и велела их изучать. Потом со временем всё само придёт. Сегодня же Праздник фонарей, пойдём посмотрим на огни.
Вечер в праздник Первой луны — это когда луна только коснулась верхушек ив, а встречаются уже после заката. Её сердце невольно дрогнуло, но она слегка покачала головой:
— Не получится, вечером ещё урок танцев.
— Ну, что там у тебя — фокстрот или вальс? — улыбнулся он. — Я сам тебя научу.
При этих словах он уловил тонкий аромат, исходивший от её шеи. Лёгкий, почти неуловимый, но неотступный. Он тихо спросил:
— Какой это у тебя парфюм?
— Никакой, — удивилась Сусу. Подумав, она добавила: — В шкафу лежит саше с сушёной сиренью, наверное, платье впитало аромат.
— Но ведь оно там всегда было, — сказал он. — Почему же я только сегодня его почувствовал?
Он стоял слишком близко, его тёплое дыхание колыхало тонкие пряди у её висков. Щёки залил жар, словно закатное зарево над рекой, и румянец поднялся до самых ушей. Она тихо сказала:
— Откуда же мне знать…
После ужина, улучив момент, он действительно поднялся наверх. Сусу немного колебалась, но, увидев, как он несколькими словами отпустил учителя танцев, решила не спорить. Тихо, незаметно для остальных, они покинули дом, и он сам сел за руль.
— Вот так просто уезжаем, никого не берём? — с беспокойством спросила она.
Он усмехнулся:
— А зачем? Ничего не случится, тихо посмотрим на веселье и вернёмся.
