Так и сделал Сяо Динцюань: с двадцать шестого дня он вместе с ваном Ци и ваном Чжао оставался во дворце, омывался и постился. И лишь тридцать первого дня, когда государь вернулся из Великого храма и, по обычаю, наследный принц отдал ему поклон, препроводил трапезу и выслушал бесконечные наставления, лишь дождавшись, когда император отправился почивать, трое молодых людей смогли выйти из дворца.
Все они были изнурены, голодны до головокружения, и уже не имели сил для долгих прощаний. У ворот дворца они обменялись короткими поклонами и каждый вскочил в седло, торопясь домой.
У западных ворот дворца его уже поджидал Чжоу У с людьми. Сяо Динцюань небрежно бросил ему поводья коня и вошёл во внутренний двор. Там сразу подошли несколько человек: одни поспешили сменить его одежду, другие поднесли еду.
Но наследный принц, хотя и был голоден до изнеможения, теперь уже не мог есть. Он с трудом проглотил несколько ложек рыбного супа и только подумал прилечь отдохнуть.
Чжоу У, увидев, что его высочество поднялся, поспешил следом.
— Я изнурён до предела, — нахмурился Сяо Динцюань. — Что есть, скажешь завтра.
Чжоу У оглянулся на людей вокруг, лицо его выражало смущение; он мялся и не решался говорить.
Наследный принц, хотя сердце его было полно досады, всё же не мог отмахнуться: он повёл его в тёплую приёмную, и, заговорив с досадой, спросил:
— В чём дело, наконец?
Чжоу У вынул из-за пазухи письмо и обеими руками преподнёс. Сяо Динцюань, взглянув на него, тотчас изменился в лице. Тут же вспомнил, что в сегодняшнем шествии он не заметил среди придворных одну особу. С мрачною грозой в голосе он спросил:
— Вы проверили? Это правда?
— Всё проверено, — ответил Чжоу У. — Её семья действительно получает содержание из поместья вана Ци.
Сяо Динцюань замер на миг, а затем, внезапно вскинув руку, со всей силой швырнул письмо прямо в лицо Чжоу У, громовым голосом выкрикнул:
— Откуда взялась эта мерзость?!
Чжоу У, видя его ярость, не смел поднять глаз, лишь склонил голову и осторожно ответил:
— В тот день, когда ваше высочество входили во дворец, Коучжу получила жетон для выхода и, переодевшись, покинула покои. А это письмо… неведомо кем было подброшено к воротам моего дома. Я не решился отнестись к нему легкомысленно, поспешил выслать людей следить за ней. Они шли за нею до самого жилища: там к дому подъехала повозка, из неё вышел человек, вошёл на короткое время и вскоре уехал. Люди мои проследили дальше и видели, как тот вошёл через задние ворота в поместье вана Ци.
Тогда я осмелился взять Коучжу на допрос и ныне она всё признала. С самого пребывания во дворце её тайно подкупил ван Ци; и до самого дня, когда она вместе с вашим высочеством въехала в Западный сад, служила его глазами и ушами.
Лицо Сяо Динцюаня побледнело, словно покрывшись инеем. Лишь спустя долгое молчание он сумел спросить:
— А жетон… кто выдал ей жетон?
Чжоу У поколебался, но потом всё же решился говорить правду:
— Ваше высочество всегда благоволили к ней, и кто во дворце того не ведал? Услуга ли какая, поручение ли, стоило лишь послать кого-то от её имени, и редко случалось, чтобы ей отказали.
Сяо Динцюань молчал, стиснув зубы. Тогда Чжоу У осмелился осторожно прибавить:
— Ваше высочество, умоляю, не гневайтесь… Я давно говорил: возносить служанку до положения госпожи, к беде приведёт. Вы в последние годы отдалились от законных супруг и наложниц, а детей у вас нет, я сердце своё точил заботой… а ныне, к счастью, Небо раскрыло глаза: не допустило, чтобы низкая и коварная женщина продолжала смущать ум святого государя.
Сяо Динцюань вспыхнул, словно пламя:
— Что значит твои слова — «Небо открыло глаза» ?! Когда тайные срамные дела уже всплыли наружу, это ли благословение?! Западный сад вверен твоему надзору, и до чего же ты довёл его? Я не должен сердиться?! Моих людей ты берёшь и унижаешь, как хочешь и я ещё осмелюсь гневаться на тебя?!
Чжоу У поспешно повалился ниц, ударяясь головой о пол:
— Виноват… я тяжко виноват в своём недосмотре! Пусть ваше высочество накажет меня как угодно… но моя преданность искренняя, умоляю, рассудите справедливо!
Сяо Динцюань тяжело перевёл дыхание и спросил:
— Где она теперь?
Чжоу У ответил:
— Заперта в заднем саду, ждёт вашего повеления.
Наследный принц немного помедлил, затем махнул рукой:
— Пусть пока сидит там. Я изнурён… хочу лечь отдохнуть.
Но, заметив письмо, всё ещё валявшееся на полу, он снова вскипел гневом:
— Подними его! Пусть хоть весь Западный сад перевернётся вверх дном, расследовать до конца! Начни с моих ближайших людей.
Сказав это, он сам прошёл к ложу и лёг, не желая более говорить. Чжоу У мог лишь покорно откланяться и выйти.
В покоях остались служанки. Абао приблизилась, склонившись, сняла с него сапоги и осторожно поднесла медный таз с тёплой водой, чтобы омыть ноги. Но Сяо Динцюань вдруг яростным движением опрокинул таз, вода брызнула на пол, и он громко крикнул:
— Убирайтесь вон!
Абао вздрогнула, сердце её сжалось от страха, но она сразу поняла, что гнев его вызван горькой изменой Коучжу. Она молча махнула рукой другим девушкам, велев им уйти, а сама тихо собрала пролитую воду, вытерла пол, всё убрала… и лишь после этого неслышно покинула покои.
Ночью наследный принц так и не смог сомкнуть глаз. Мысли терзали его сердце, он ворочался и не находил покоя. Лишь под утро, с криком петухов, его сморил тревожный, спутанный сон.
А на следующий день его разбудил стук дождевых капель за окном. Поднявшись, он понял, что проспал уже до полудня.
Когда Чжоу У привёл Коучжу в тёплую приёмную, на ней всё ещё была одежда евнуха, в которой она выходила из дворца. Причёска её была слегка растрёпана, на лице сквозила печаль, но страха почти не было видно.
Сяо Динцюань стоял у окна, держа в руке золотую чашу. За его спиной бушевали ветер и дождь. Когда Коучжу опустилась в поклоне, он поднял руку и велел:
— Не нужно… Подними голову.
Она подчинилась и подняла взгляд. Наследный принц спокойно спросил:
— Всё это правда?
Коучжу кивнула и тихо ответила:
— Да.
