На следующий день после нападения на мастера из Сылицзянь поступила весть: напавший, арестованный и переданный в руки следствия, скончался в ходе допроса.
— Его отравили? Или он сам покончил с собой? — спросила Фэйянь.
Они сидели во внутреннем саду князя Хуэйчжао, под листвой жёлтого винограда, золотистой, как дождь.
— Вряд ли. При досмотре перед допросом у него отобрали весь яд, что был при нём, — ответил император.
— Значит, яд дали извне? Но посторонние не смогли бы проникнуть в тюрьму Сыгуаньсы, не так ли?
Ведь тюрьма дворцовой полиции охраняется строжайше, а её камеры оснащены замками особого образца.
— Извне — вряд ли. А вот изнутри — вполне возможно.
Если яд проник внутрь, значит, в самой полиции есть пособники. Иначе говоря — враг Фэйянь до сих пор находится в стенах дворца.
— Всё становится яснее. Твой враг находится в заднем дворце. Более того — он занимает высокий пост, — медленно проговорил император.
Полиция дворца отвечает за тюрьмы, и её чины стоят высоко. Среди них много честных людей, не поддающихся взяткам. Но и там случаются случаи злоупотреблений — ради дружбы или старых связей.
Если к тому же преступник может повелевать дворцовой стражей, значит, он сам — один из тех, кто вышел из Нэйшутана. Другими словами, он — представитель верхушки: 正途。
— Фэйянь?! Что с тобой?!
Фэйянь вдруг обмякла и рухнула. Император поспешно подхватил её, прижав к себе.
В тёплых объятиях сына Неба она дрожала всем телом.
Тот евнух, что опозорил её мать, всё это время находился рядом. И более того — он был одним из старших чинов дворцовой полиции. Скольких евнухов она уже встречала! Не исключено, что один из них и был её врагом. Быть может, она даже кланялась ему с вежливой улыбкой… А он, укрываясь под человеческой маской, вежливо кивал в ответ.
Отвращение, едкое, как ржавчина, подступило изнутри. Казалось, её внутренности стянулись в тугой узел. Её мутило.
— Почему… почему я не узнала его? — прорыдалось у неё. — Он разрушил мою семью… Проклятие… убил брата, отнял у меня отца…! Этот человек, которого я должна ненавидеть всем существом — почему я не распознала его?! Ведь ради мести я и вошла во дворец… Я столько раз видела евнухов — почему же не увидела его?!
Гнев, яростный, как пожар в степи, вспыхнул в её груди. Дыхание перехватило, словно лёгкие были разорваны изнутри.
— Он, должно быть, мастерски умеет притворяться и плести лицемерные речи. То, что ты не распознала его, — вполне объяснимо, — с ласковой серьёзностью прошептал император, гладя её по спине.
Под этим тихим, тёплым утешением дрожь Фэйянь постепенно улеглась.
— Если заново просмотреть все записи… у всех жертв есть кое-что общее, — продолжил император.
Он говорил о тех пяти делах, которые неофициально записал один неподкупный чиновник. Все жертвы были замужними женщинами — и у всех был сын около десяти лет.
— Я тоже это заметил. Если добавить к ним дело твоей матери — выходит шесть. Слишком многое совпадает, чтобы быть случайностью.
Почему преступник выбирал именно замужних женщин? Почему именно тех, у кого был десятилетний сын? Быть может, именно в этом ключ к раскрытию личности убийцы.
— Ты выглядишь плохо.
Фэйянь попыталась подняться, но закружилась голова.
— Кажется, я простудилась. Голова болит…
— Я позову Тайи. Он как раз должен принести лекарство для бабушки.
Чжун Тайи — ученица Линь Тайи, лечившей почившую императрицу Жун. Линь уже давно покинула дворец и преподаёт медицину в даосском храме, а Чжун Тайи — теперь единственная придворная лекарка.
— Моё тело принадлежит тебе. Я не могу допустить, чтобы ты болела — сказал император с ласковой серьёзностью.
— Это несправедливо. Ведь тело императора не принадлежит мне… — обиженно пробормотала Фэйянь.
Император с нежностью опустил взгляд:
— Тело сына Неба принадлежит народу. Даже любимая наложница не может им обладать безраздельно.
Лёгкий ветерок взвихрил золотую листву над их головами, словно робко трепещущие лепестки.
— Но сердце, что обитает в этом теле… принадлежит только тебе.
Прошептанное у виска признание вызвало у неё горячее волнение. Она молча прикоснулась кончиком пальца к его губам.
Слова были излишни. Этого лёгкого касания было достаточно, чтобы передать то, что не выразить речью. Это чувство — нежность, жажда принадлежать, — раз, появившись, уже не могло быть остановлено.
— Не смотри на меня с таким прелестным выражением… — простонал он сквозь поцелуй.
— Я… я же говорю, нельзя… — пробормотала она, щёки её вспыхнули.
— Тогда пойдём туда, где нас никто не найдёт, — прошептал он.
— Но… Ретуши не будет…
— Тем лучше. Иногда я тоже хочу слышать только твой голос. Только твой — как тихий дождь над лотосами.
Император нежно прикусил её мочку. Волна дрожи пробежала по телу. Она судорожно сжала его рукав.
— Значит, если Ретуши нет… голос императора тоже принадлежит только мне, — прошептала она, с трудом справляясь с дыханием.
Она хотела бы завладеть им полностью — не только его сердцем, но и его губами, запястьями, пальцами, дыханием. Но знала — это невозможно. И потому хотела хотя бы ненадолго утонуть в этом сладком, почти нереальном сне.
— Ли ваньи, снова пришло странное послание! — вбежала в комнату Чжухун, прерывая мгновение.
— «Ты — шесть лет назад»?.. — с притворным недоумением прочла Фэйянь.
— Ни начала, ни конца, ничего не понять… — Чжухун нахмурилась, разглядывая лист.
Затем её лицо вспыхнуло, засияв, как цветок персика.
— Хоть и не связано напрямую… но ведь шесть лет назад — это как раз год, когда Юйхуай женился на мне!
— Правда? — прищурилась Фэйянь. — Говорят, ты тогда сделала предложение сама.
— Хе-хе, это было в семьдесят седьмой раз.
— Ты правда старалась.
— Я делала это каждый раз, когда видела его. Мне так нравился Юйхуай! Я не могла представить себе кого-то другого.
— А почему он отказывался? Любая бы согласилась на твоё предложение.
— Он… не любил женщин. Остальные тоже пытались, но у всех вышло с треском. А я его всё-таки добилась!
— А чего же вы тогда в дворце так сдержанны?
— Юйхуай стесняется. Боится, что нас увидят. Но стоит нам выйти за ворота — он всегда берёт меня за руку. Говорит, у меня ногти цвета лепестков персика. Очень мило, правда?
Она рассказывала — а в комнату доставили угощение от самого императора.
— О! Какая красота! Я пойду вскипячу чай!
Когда Чжухун вышла из комнаты, Фэйянь взяла одно из поднесённых пирожных, разломила его пополам — и достала изнутри аккуратно сложенный лист бумаги. Это было письмо от императора. На нём были записаны реакции подозреваемых высокопоставленных евнухов на странную фразу «ты — шесть лет назад».
(…Это уже угроза), — мелькнуло у неё в голове. Один из евнухов, хорошо знакомый Фэйянь, прямо сказал: это ничто иное как шантаж.
(Стоит сходить в Сыгуаньсы и узнать мнение Люя, — решила она.) Тот, возможно, всё ещё тайно ищет мерзавца, что когда-то опозорил его жену.
— Как себя чувствует Дуньсюй? — спросила она, когда Чжухун вернулась. Несколько дней назад Фэйянь передала тому еду.
— Нормально, — кивнула Чжухун. — Он просил передать вам благодарность за заботу.
— Это не забота. Просто… хотелось помочь ему хоть чем-то, — тихо сказала Фэйянь.
Для человека, окончившего Нэйшутан, лишиться способности говорить и писать — всё равно что умереть.
— Вы и правда как бодхисаттва. Таких, как он, надо было давно отправить на допрос к Люю — под его пытки.
— Это всё в прошлом. Я не держу на него зла, — ответила она. Но, произнеся эти слова, почувствовала, как что-то кольнуло в сердце. Это всё в прошлом… А однажды, быть может, и про свою мать она скажет так же?
Был ясный, знойный летний день, когда Фэйянь направилась в павильон Вэньцзан. Чжухун ушла отнести обед своему мужу, поэтому её сопровождали Сы Юань, несколько фрейлин — и Сы Юань.
— Воды! Скорее воды! — донеслось снаружи, пока Фэйянь выбирала книги. — Потушите огонь, пока не перекинулся на библиотеку!
Она выглянула в окно — и увидела, как во внутреннем дворе носятся евнухи с вёдрами. Один неловко опрокинул воду прямо на соседа, и тут же посыпались крики.
— Кажется, загорелось, — лениво заметил Сы Юань, стоявший рядом.
— Но почему книги сложены здесь, у стены? Их же повредит огонь!
— Это списанные тома. В основном пустячные развлекательные романы, давно устаревшие. Такие периодически отбирают и утилизируют, иначе для новых книг просто не останется места.
Фэйянь кивнула — она уже слышала это от местных фрейлин. Сы Юань, похоже, был здесь завсегдатаем.
— Кстати, ты всё ещё не женат?
Все прочие евнухи — Дао, Бао, Ли — либо давно женаты, либо хотя бы были. Даже суровый Люй Сышу однажды имел супругу. А вот за Сы Юань, несмотря на его красоту и романтические слухи, такого не водилось.
— Да я ветреный, — хмыкнул он. — За мной столько обиженных девиц бегает, что я уже сбился со счёту. А женившись, вдруг влюблюсь в другую — что тогда? Я не создан для брака.
— А вдруг, наоборот, именно брак тебя угомонит? Чжухун, например, утверждает, что кроме внешности у тебя ничего хорошего, но, по-моему, ты вполне мог бы стать верным мужем… Подожди! Что это?! Это ведь оригинал пятого тома «Трактата о Механизмах Западного мира»! Что он тут делает?!
Глаза Фэйянь округлились. В куче списанных книг среди пепельно-серых обложек лежал знакомый тёмно-синий переплёт.
— Может, по ошибке подложили. Обычно научные книги не утилизируют. Хотя, если его сожгут, у вас ведь есть второй экземпляр, правда?
— Нет! У меня не осталось второго экземпляра! Пятый том — единственный в Ханлиньском архиве! Это же тот, что мне сам император одолжил!
— Хм? Разве он не должен быть в Си-жун-дянь?
— Вот и я удивляюсь! Срочно! Надо забрать его до того, как огонь перекинется сюда!
— Оставьте это мне. Вам лучше остаться здесь.
Сы Юань, лёгкий как ветер, одним прыжком выскочил в окно.
Внизу царил хаос. Евнухи бегали с вёдрами, кто-то подскользнулся, кто-то выругался — а Фэйянь вдруг уловила в воздухе резкий запах.
(Этот запах… Это…)
Пахло как от одновременного сгорания десятков разных благовоний и смол. Лицо Фэйянь побледнело.
— Стойте! Не лейте воду!
Но было поздно.
Грохот — как удар грома.
—
