Я избегала его пять лет.
Когда вышла из затворничества, и впервые за всё это время увидела Цяньгу, моё сердце невольно дрогнуло, я поняла, что всё ещё скучала по нему. Но Цяньгу, как оказалось, скучал куда больше.
Его обычно строгие, сосредоточенные черты смягчились. На лице появилась едва заметная, нежная улыбка, от которой мне стало неловко. В его взгляде было столько тепла и преданности, как у огромной собаки, сидящей у двери хозяина и ждущей, когда же её позовут.
— Учитель, — сказал он, — последние пять лет я усердно ухаживал за вершиной Кунлин.
Да, он хорошо поработал.
— Учитель, я тренировался каждый день, ни разу не позволил себе расслабиться.
Да, его уровень совершенствования значительно вырос.
— Учитель… — он опустил голову, и в уголках его губ дрожала невинная улыбка, — я каждый день ждал вашего скорейшего выхода из уединения.
Я молчала.
Он не упрекал меня за внезапную отстранённость, не проявлял обиды за пять лет моего безразличия, он просто молча делал всё, что должен, с надеждой, что, после моего возвращения, я похвалю его так же, как в детстве, когда он с нетерпением ждал, чтобы я дала ему конфету за хорошо освоенное заклинание.
Он и правда не просил многого. Он знал, что чувства, которые он хранил в своём сердце, неприемлемы. Поэтому скрывал их тщательно, бережно, позволяя себе лишь редкие проблески надежды, словно ребёнок, что тихонько тянет руки к свету, боясь, что за это его накажут.
Я понимала, стоит мне хотя бы раз откликнуться, хотя бы раз ослабить оборону, и эти чувства рано или поздно перерастут во что-то большее, и приведут к гибели.
Я сдержалась. Не похвалила его.
Цяньгу тоже замолчал. Я видела, как моя холодность задела его. Но уже в следующую секунду он собрался и снова стал самим собой, спокойным и сдержанным, как всегда.
Лишь изредка я ловила на себе его взгляд.
Пять лет моего уединения, казалось, ничего не изменили.
Он был настойчивее, чем я предполагала.
Поэтому я изменила свой педагогический подход и взяла себе второго ученика.
Как и Цяньгу, он обладал исключительными способностями к культивированию, словно само небо пометило его как будущего бессмертного. Однако, к тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, и он пропустил золотые годы формирования основы будущего совершенствования.
Я проигнорировала возражения Цяньгу, и не колеблясь, передала новому ученику сотню лет духовной силы, чтобы восполнить упущенное время в детстве.
Всё повторилось вновь, как тогда, много лет назад. На вершине Кунлин, тысячи учеников преклонили колени на церемонии посвящения. Я подарила новому ученику меч небесной чистоты, и имя, данное с надеждой.
Я нарекла его Цяньчжи — «Тот, кто знает предел».
Мне больше не нужно было, чтобы мой ученик прославился в веках. Я лишь желала, чтобы он был рассудительным, знал границы, понимал приличия и честь.
На церемонии я ни разу не взглянула на Цяньгу, но чувствовала его молчаливое одиночество за своей спиной.
Цяньчжи был полной противоположностью Цяньгу, он был общительным, открытым, шумным и живым. Он терпеть не мог тишину. После его появления Цяньгу стал ещё более немногословным, чем прежде. Их общение чаще всего выглядело так, будто Цяньчжи разговаривает сам с собой.
— Старший брат, у тебя лицо заколдовано, да? За столько лет я ни разу не видел на нём улыбки.
— Эй, а когда внизу тебя зовут «дядей-наставником», тебе что, приятно? Как думаешь, меня будут бить, если я буду казаться слишком гордым?
— Слушай, а если я скажу что-то лишнее и меня побьют, вы с наставницей защитите меня, а?
Я сидела в доме, слушала его болтовню и смеялась.
А снаружи уже раздавались вскрики:
— Ай! Ай! Старший брат! Не бей… Ай-яй-яй!
С тех пор как Цяньчжи стал моим учеником, Цяньгу будто обрёл новый смысл жизни избивая его. Он бил его, когда тот плохо тренировался, бил, когда болтал ерунду, бил за медлительность, за любой повод, что находил. У Цяньгу всегда была «уважительная» причина, но я понимала, что он мстит сам себе. Иногда его удары были такими мощными, что от их энергии вздрагивали стены моего дома. Сил для воспитания Цяньчжи он не жалел.
Я думала, не слишком ли мягко я обращалась с Цяньгу, когда воспитывала его? Вот он и вырос, не ведая границ, и сбился с пути. Теперь же, в воспитании Цяньчжи, я выбрала другую тактику. Возможно, если он получит свою порцию строгости, то всё сложится иначе, чем с Цяньгу .
Я искренне полагала, что атмосфера в моём доме уравновесится и мы заживём в духе старых добрых времён, как учитель и ученики.
Но я и представить себе не могла, что Цяньчжи доставит ещё больше проблем, чем его старший брат…
Он жаждал быстрых результатов, рвался к вершинам, а овладев новым заклинанием, сломя голову бежал вниз с горы хвастаться перед младшими учениками.
Я, признаться, думала, что это обычное юношеское тщеславие — ну любит парень внимание, не велик грех. Может, это и к лучшему, будет стремиться быстрее совершенствоваться. Я не старалась его ограничивать.
Но кто мог подумать, что он осмелится использовать свои навыки, накопленные за двадцать лет совершенствования, чтобы бросить вызов злым духам, заточённым в Пруду Связывания Демонов у подножия горы Кунлин.
В этом глубоком Пруду с чёрной водой были заключены самые свирепые, неукротимые демонические духи, отловленные младшими учениками секты за многие столетия. Они и без того были яростны и переполнены жаждой расплаты, но Цяньчжи сам полез к ним геройствовать. Естественно, что демоны утащили его в Пруд.
Да, его подзуживали младшие ученики, но именно его врождённое высокомерие и жажда славы толкнули его на этот поступок.
Он был моим учеником, но я не смогла сдержать его тщеславие и потворствовала его высокомерию. Это была моя вина, и, как его учитель, я должна была спасти его.
Но занимаясь спасением младшего, я окончательно потеряла старшего.
Ведь, именно этот случай толкнул Цяньгу на путь без возврата…
