Он говорил это, хотя сам не знал, задето ли сердце. С тех пор как он прижал её к себе, он не решался даже проверить дыхание. Крови было немного, тело лёгкое, будто стоило ослабить руки, и она рассыплется в пыль, улетит, как бабочка.
Хан оглядел оцепеневших воинов и понял, что момент благоприятен. Он шагнул вперёд, приставил клинок к шее императора:
— Кто двинется — отрублю голову.
— Я сказал, принеси нож и лекарства! — вдруг рявкнул император, подняв голову. — Болван! Ты что, не понял?!
Хан невольно отступил на шаг. Он не знал, впервые ли этот мягкий, почти учёный император ругался, но сила крика заставила его инстинктивно подчиниться. Он кивнул своему приближённому:
— Чику, проверь, где Хэду. Если старого лекаря нет, принеси его инструменты и всё, что нужно для лечения. Остальные, разожгите костёр, вскипятите воду.
Император, будто вновь обретя спокойствие, коротко отдавал распоряжения.
— Делайте, как он сказал, — добавил хан и, взглянув на девушку, спросил: — Как она?
— Метательный клинок без яда, но вошёл близко к сердцу, — ответил император, ощупывая пульс на её запястье. — Придётся извлекать осторожно.
— Справишься? Может, позвать Хэду?
— Вчера этот старик сказал, что я не доживу до утра, — усмехнулся император, — а я — ученик лучшего врача Поднебесной. Пусть уж я сам. Надо сделать, чего бы ни стоило.
Он должен был это сделать, иначе потеряет её.
Если ждать, пока прибудет Ли Миншан, железо срастётся с сердечной тканью, и тогда не спасёт даже бессмертный.
— Ты достойный противник, — тихо сказал хан.
Он понял: этот человек тем сильнее, чем ближе к краю. С таким врагом можно сражаться, но нельзя не уважать.
Император поднял глаза, встретился с орлиным взглядом хана. Между ними мелькнуло молчаливое согласие, и оба чуть улыбнулись.
Вода в железном тазу закипела. Император поднёс маленький нож к синему пламени, пока лезвие не раскалилось добела, затем опустил его в кипяток. С шипением поднялся пар. Когда дым рассеялся, он одним движением рассёк кожу вокруг стрелы.
Кровь выступила мгновенно, но рука императора оставалась твёрдой. Он ловко обошёл сосуды, добрался до трёхгранного клинка и осторожно вынул его.
Хан выдохнул с облегчением. Император прижал рану, затем взял иглу и нить. Шов, лекарство, повязка — всё было сделано без промедления.
Когда он поднял Цанцан с одеяла, лицо его побледнело от усталости.
— Ей нужно тихое место, — сказал он, — если не будет жара, жизнь сохранится.
Хан кивнул, а потом спросил:
— Откуда у тебя такие умения?
Император улыбнулся:
— Разве странно, что император знает медицину?
— Не странно, — усмехнулся хан. — Странно, что ты, похоже, умеешь всё. Оставайся в моём стане, я прикажу прекратить бой.
— Значит, всё же плен, — тихо сказал император.
— Цанцан нельзя перевозить, — ответил хан, — а ты сам едва стоишь. Держишь её, будто боишься отпустить.
Он только теперь заметил тёмное пятно крови на груди императора, там, где в него тоже вонзился метательный клинок. В тот миг, когда он бросился к ней, он не только обнажил спину, но и не стал уклоняться от летящего оружия.
Император взглянул на своих стражей, стоявших поодаль:
— Хан, на этот раз победа за тобой.
— Разумеется, — усмехнулся тот и отвернулся. Но в глубине души он знал: проиграл именно он. Когда Цанцан упала, он колебался: бросить ли меч и бежать к ней. И это мгновение сомнения стоило ему поражения. Тот другой не колебался ни на миг.
— Кумоэр, — сказал император, впервые назвав его по имени, — хочешь, я перевяжу твою рану?
— Не трудись, — отмахнулся хан. — Мужчина из племён Нучжэнь не боится крови. Лучше посмотри на себя.
Он приподнял бровь и, усмехнувшись, добавил:
— Что, Сяо Бай, неужели за эти дни ты ко мне привязался?
— Да, — ответил император с лёгкой улыбкой, — осенний ветер не уносит тоску по Юйгуаню1, а пока не усмирены варвары, сердце не знает покоя.
Хан, хоть и знал немного стихов, понял намёк и тоже усмехнулся.
Через час после начала битвы обе стороны отступили. Великая битва завершилась неожиданно тихо.
Минь Цзя, увлечённая сражением, была вызвана обратно. Влетев в шатёр, она увидела сидящего у ложа императора и побледнела.
— Сяо Бай, ты жив?! — вскрикнула она, но, заметив на постели безжизненную Цанцан, ахнула. — Что с ней? Кто её ранил?
Император, уже вынувший из груди стрелу и кое-как перевязавшийся, поднял руку, требуя тишины, и закрыл глаза.
Даже вспыльчивая Минь Цзя послушно понизила голос:
— Так Цанцан — твоя жена? Почему ты не сказал? Я ведь люблю её, не позволила бы никому отнять. Но если это ты… тогда ладно.
Император открыл глаза и усмехнулся:
— Неудивительно, что вы ладите. Одинаково рассуждаете, всё по своим странным законам.
— Это не странно, — возразила она. — Если двое, кого ты любишь, вместе — разве не радость?
- Юйгуань (玉关, Yùguān) — перевал на северо-западной границе Китая. ↩︎
