В тот день она отправилась к супруге бизнесмена, живущей в Роппонги-Хиллз. Её муж, преуспевший в ресторанном бизнесе, держал головной офис на севере, а жена с двумя детьми перебралась в Токио без него, ради школы.
«В провинции нормальных школ нет», — таков был её аргумент. Чтобы дети попали в престижную частную школу при университете, она оставила мужа дома, а сама уже два года жила в столице. И в первый же год умудрилась потратить больше трёх миллионов иен, став владельцем внешнеторговой карты универмага «Аои».
Поскольку у неё в Токио не было знакомых, она звала Наоми по каждому поводу, просто поговорить. Иногда даже таскала с собой “потому что одной скучно” на процедуры в салон красоты. Сегодня Наоми всего лишь должна была привезти каталог Baccarat, но она заранее знала, что до обеда её не отпустят.
В роскошной квартире, куда доступ был лишь избранным, Наоми раскрыла каталог и начала объяснять:
— Вот тот самый комплект бокалов для вина, который вы искали. А ещё появилась серия предметов для дома, созданная мировым дизайнером Матиасом…
— Как же дорого… — хозяйка склонилась над ценником, глаза округлились.
— Да. Мы и сами не рекомендуем это обычным клиентам.
— Если куплю… муж опять будет ругаться.
— Что вы. Это покупка на всю жизнь, ни капли сожаления.
— Представляешь, — начала хозяйка, — после родительского собрания мы зашли в французский ресторан в Сирогане. У них вся посуда от Мейсен. Все обсуждали, какая красота… а я и слова вставить не смогла. Так неловко стало. Вот и думаю, начну хотя бы со стекла…
Она откровенничала. В последнее время Наоми всё чаще становилась для неё жилеткой. Жёны родителей в той школе были все сплошь из напряжённых, благополучных токийских семей, и женщина, приехавшая из глубинки, явно чувствовала себя лишней.
— Думаю, это очень разумное решение. По бокалам ведь видно с первого взгляда дорогие они или нет. Если будете понемногу собирать хорошие вещи, взгляд станет тоньше, и коллекция постепенно приобретёт вес.
— Тогда возьму шесть винных бокалов и шесть стаканов, — сказала хозяйка, ткнув пальцем в каталог.
— Благодарю вас.
Наоми выпрямилась и низко поклонилась. Двенадцать предметов, на общую сумму 194 400 иен.
— К бокалам Baccarat прекрасно подойдут эти подставки. Корковые, стильные, их используют в парижских отелях, — сказала Наоми и достала из сумки образец.
— Какие красивые! Тогда и их тоже.
— Нет-нет. Позвольте, это будет подарок от универмага «Аои».
— Вот как? Спасибо.
Хозяйка удовлетворённо кивнула. Подставка стоила всего двести иен, мелочь, но расходы на гостеприимство в их отделе были весьма свободными.
— Скажите… у меня правда странная интонация? — неожиданно спросила хозяйка.
— Нет, совсем нет, — Наоми тут же покачала головой. В действительности лёгкий хокурихский говор прорезался, но признаваться в этом было нельзя.
— Точно? А то на собрании родителей… как заговорю, так кто-нибудь мельком посмотрит или усмехнётся. Дети-то быстро привыкли, говорят уже по-токийски, а у меня, бывает, проскальзывает.
— Наверное, вам показалось.
— А вы совсем ничего такого не замечаете?
— Совсем.
— Если вдруг послышится что-то странное, скажите мне, ладно? Мне исправлять некому.
— Хорошо.
— Знаете, Ода-сан… за два года я похудела на пять килограммов, — призналась женщина.
— Как здорово, — улыбнулась Наоми из вежливости.
— Да нет. Это всё стресс. В этой школьной среде так тяжело. Столько неписаных правил. Например, матерям нельзя носить мини юбки.
— Вот как? Бывает же…
— Бывает! Пошла в школу с Биркин, на меня посмотрели так, будто я с ума сошла. Картье, например: часы Tank, можно, а вот ювелирные модели, нельзя. Я уже ничего не понимаю.
Она нахмурилась, вспоминая ту сцену.
— Всё-таки школа у ваших детей старинная, с традициями. Наверняка хватает негласных норм.
— Да пусть бы список выдали, честное слово.
— Хм, потерпите немного. Когда ваш сын и дочь перейдут в среднюю школу, они уже будут считаться “внутренними” учениками — статус сами знаете какой.
— Надеюсь…
— Всё будет хорошо. А где дети сегодня?
— На весенних сборах в учебном центре. Так что мне одной — сплошное облегчение.
— Ох, как я вам завидую… — тихо рассмеялась Наоми.
Приободрённая её словами, хозяйка потянулась и откинулась на мягкий итальянский диван.
— Ну что, хоть и рановато, но может на ланч? Я угощаю.
— Ой, как приятно, спасибо! — Наоми сложила руки и кокетливо улыбнулась. Умение мило благодарить, часть её работы.
— Хочу исследовать район Хиро. Хорошие места знаешь?
— Откуда же? Я же обедаю либо в столовой, либо беру бэнто в конбини.
— Тогда найди в интернете. Итальянское бы хотелось.
— Конечно.
Наоми взяла планшет и стала искать рестораны в округе.
— Ах да. Муж на выходных приедет. Хочу подарить ему галстук. Думаю, Gucci или Prada, — сказала хозяйка.
— Поняла. Тогда в пятницу привезу вам около тридцати вариантов.
— И ещё… привези, пожалуйста, говядину для сукияки. Граммов восемьсот.
— Разумеется. А насчёт вина?
— И вино тоже. Марок я не знаю, выбирай сама.
— Хорошо.
Наоми перебрала в голове винную карту. В таких случаях главное, не самое дорогое, но надёжное. Пить она почти не умела, но названия и сорта изучила досконально.
— Рядом с парком Арисугава есть прекрасный итальянский ресторан, — сказала Наоми.
— Тогда туда и пойдём. Забронируешь?
— Конечно.
Она и представить не могла, что будет по десять раз на день произносить эти слова.
Переключившись с планшета на свой мобильный, Наоми позвонила в ресторан и сделала бронь.
— Сейчас переоденусь, подожди минутку, — сказала хозяйка и скрылась в спальне.
Наоми подошла к окну. Весь небоскрёбный Токио лежал перед ней, промокший под непрекращающимся дождём. Она задумалась: сколько стоит такая квартира? Не меньше миллиона иен в месяц. Приехать в столицу ради школы для детей, ежедневно тратить деньги без оглядки… Наоми тихонько выдохнула. Зависти или злости уже давно не было. Просто, благодарный клиент. И всё.
В этой работе нужно уметь быстро переключать чувства. Иначе начнёшь ненавидеть богатых и презирать собственную жизнь.
В тот вечер у Наоми была договорённость поужинать со старой подругой — Хаттори Канако. Однако примерно после трёх часов дня Канако прислала письмо, что встречу придётся отменить. Подхватила простуду, поднялась температура, лучше перенести на другой раз.
Наоми встревожилась и сразу позвонила. Канако, сиплым, сорванным голосом, только и повторяла: «Прости, прости». Когда Наоми предложила заехать и навестить её, та упрямо отказалась: «Нет-нет, не стоит. Всё не так серьёзно. И заразить тебя не хочу».
Канако была родом из префектуры Исикава, они с Наоми учились вместе в университете. Единственная, пожалуй, подруга, которую Наоми могла так назвать без сомнений. Обе приехали в Токио из северных префектур, обе чувствовали себя чужими в большом городе, обе никак не могли вытравить из речи родной говор. В тот самый день, когда они впервые встретились, между ними возникло чувство родства.
Характеры у них были почти противоположные: Канако — мягкая, скромная, тихая; Наоми — напористая, любящая всё контролировать. Плюс и минус, возможно, в этом и был их идеальный баланс.
Но в ценностях они совпадали полностью: обе не тянулись к роскоши, обе осторожно относились к романам, обе обожали книги и кино, и могли бесконечно обсуждать всё, что смотрели и читали. Это сближало их ещё сильнее.
После начала взрослой жизни встречались они лишь несколько раз в год, но связь оставалась прежней. Стоило увидеться, и будто снова возвращались в студенческое время. Наоми всегда думала, что Канако – подруга на всю жизнь.
После университета Канако работала в крупной компании-производителе бытовой техники, но прошлой осенью вышла замуж за сотрудника банка, уволилась и стала домохозяйкой. В компании начались сокращения, но Канако и сама говорила: «Когда появятся дети, хочу быть дома». И Наоми тоже считала, что такой образ жизни ей подходит.
…После работы, закончив вовремя, Наоми решила всё же заехать к Канако. Муж той всегда возвращался поздно, значит, она, скорее всего, одна. С температурой готовить ужин явно тяжело, а из-за дождя идти за покупками, тем более. Если привезти готовую еду из гастронома универмага «Аои», Канако наверняка обрадуется.
Квартира Канако стоял на той же железнодорожной ветке, что и дом Наоми. И хотя та говорила «не приезжай», они были не из тех подруг, которые церемонятся.
Наоми спустилась на цокольный этаж, купила фирменные онигири, тушёные овощи и фрукты, вышла на своей станции и направилась к дому Канако, высокому, современному зданию недалеко от вокзала. Она бывала там несколько раз. Аренда, говорили, двадцать тысяч иен, но банкирскому сотруднику почти половину покрывают льготы.
Подойдя к зданию и подняв голову, Наоми увидела, как огромный бетонный монолит поднимается в дождёвое небо. Свет горел лишь в половине окон, в таком районе живут люди с самыми разными ритмами жизни.
У входа она нажала кнопку домофона. Через паузу в динамике раздалось слабое «да?», голос Канако.
— Это я, Наоми. Прости, что без предупреждения. Я купила тебе ужин, ты ведь ещё не ела?
— А… что? Правда?.. — Канако явно растерялась.
— Прости, надо было написать, но раз всё равно была по пути, решила зайти.
Ответа долго не было. Стеклянная дверь так и не открывалась. Наоми замерла, неужели она действительно мешает? За все годы их дружбы Канако ни разу так не реагировала. Они всегда были будто студентки, никаких стен, никаких «нельзя».
— Я только передам и уйду. Открой, ладно?
Молчание. Она в комнате с кем-то? Она соврала про простуду?
С противоположной стороны холла на неё косился охранник, подозрительно и настороженно. Наоми колебалась, уже почти решила уходить, когда дверь всё же щёлкнула.
— Проходи, — голос Канако звучал тонко и неуверенно.
Наоми слегка поклонилась охраннику и поднялась на девятый этаж. Коридор был устлан ковролином, мягко глушившим шаги. Она нажала кнопку звонка.
— Иду, — донеслось из-за двери.
Шлёпанцы захлопали по полу, замок щёлкнул, дверь распахнулась ровно настолько, чтобы в просвете появилась Канако, с опущенной чёлкой, в маске, не поднимая глаз.
Она не приглашала войти. Будто ждала, что Наоми развернётся и уйдёт.
— Прости, что вот так, без предупреждения… — начала Наоми и тут же замерла.
Щёка Канако — раздута, как мяч. А под маской виднелся тёмный, тяжёлый синяк.
Наоми буквально перехватило дыхание.
— Канако… что случилось?
— Упала с лестницы, — тихо сказала та, не поднимая головы.
Наоми сразу поняла: это ложь. В таком случае Канако сказала бы об этом сразу, и уж точно не скрывала бы.
— Дай взглянуть. Это ведь серьёзно, да?
— Нет… ничего…
— Канако, пожалуйста. Скажи мне правду.
Канако стояла бледная, словно тень.
— Ничего… — едва слышно, будто голос исчезал.
Наоми инстинктом почувствовала: её избили. И это не первый раз. Уйти сейчас уже невозможно. Сердце забилось так быстро, что стало больно.
— Ты одна? Муж дома?
— Одна…
— Тогда пусти меня. Объясни. Мне не можешь сказать?
Канако тяжело вздохнула, и отступила на шаг.
— Проходи.
Наоми сняла туфли.
— Ничего не готовь, слышишь? — сказала она и пошла следом.
В гостиной, освещённой ярким потолочным светом, Картина оказалась ещё страшнее: лицо Канако было настолько опухшим и изуродованным, что в нём трудно было узнать прежнюю подругу. Следы насилия, явные, грубые, свежие.
Та самая Канако, с чистой белой кожей, милой, красивой…
Её словно подменили.
— Кто это сделал? Ты была в больнице?
Наоми обрушилась на неё с вопросами.
Канако стояла неподвижно. Наоми подошла, обняла за плечи, усадила на диван.
— Пожалуйста… скажи. Что произошло?
И тут в голове Наоми мелькнул другой эпизод. Месяц назад, когда они вместе обедали, Канако неловко пользовалась ножом и вилкой. Наоми спросила, та ответила, что ударилась боком о мебель и болят рёбра. Но ведь это тоже могло быть от побоев…
Первое, что пришло в голову, домашнее насилие. Не было доказательств, но…
Наоми видела это в детстве слишком часто. Мать, избитая отцом. Опухшее лицо, слёзы, стыд.
Канако сидела, глядя в одну точку, пустым, выжженным взглядом.
— Канако. Прошу. Скажи мне, что произошло.
Наоми слегка встряхнула её за плечи и будто включила скрытый механизм. Канако всхлипнула… затем ещё раз… и слёзы крупными каплями упали на её юбку.
Наоми внутренне содрогнулась.
Это была не просто подруга. Это была самая близкая ей душа, с восемнадцати лет они делили всё: радость, боль, страхи, мечты.
И теперь Канако дрожала, плача.
От этого дрожать начала и сама Наоми.
