Когда началась двадцать девятая неделя, Канако, всё ещё охваченная тревогой, приступила к работе в торговом доме Ли. На душе было неспокойно, и работать не хотелось, но оставаться дома означало бы лишь сильнее терзать себя. Собравшись с силами, она решила окунуться в шумную, пёструю суету Чайна‑тауна.
Историю с камерами наблюдения Канако пока отложила. Она не знала, как поступить, и боялась, что, начав копаться, лишь выведет змею из кустов. Но и хорошего решения не находилось. Сейчас ей хотелось только вытеснить это из мыслей.
Работа, порученная Канако, заключалась в составлении каталога товаров на японском языке. Никакой базы не существовало, прежде печать заказывали в шанхайской типографии, и теперь предстояло искать нового подрядчика. Получить такое задание уже в первый день было нелегко, но, не владея китайским, Канако могла лишь выполнять то, что от неё требовалось. Все накладные и компьютерная система учёта велись на китайском, и круг её обязанностей был весьма ограничен.
— Сираи‑сан, каталог нужно сделать как можно скорее, — сказала Чжу Мэй. — Мы разошлём его по разным адресам и начнём рассылку. Моя цель, наладить сделки с лучшими токийскими отелями. Если это удастся, доверие к нам в Шанхае возрастёт.
По словам Чжу Мэй, это была её давняя мечта, которую она вынашивала с тех пор, как приехала в Японию. Появление японской сотрудницы наконец позволило воплотить её в конкретные действия. В таком случае и жалованье в двести тысяч йен не казалось завышенным, и Канако испытала облегчение, хуже всего было бы услышать, что от неё нет пользы.
Первым делом следовало найти производственную компанию и запросить смету, затем составить бюджет и получить одобрение Чжу Мэй. После долгого перерыва Канако вновь ощутила рабочее волнение. На прежнем месте её защищала вывеска крупной корпорации, а теперь предстояло самой объяснять, кто они и чем занимаются.
Она открыла принесённый ноутбук и стала составлять список возможных подрядчиков. Когда‑то Канако работала в отделе по связям с общественностью, и эта сфера была ей знакома. В крайнем случае можно было обратиться к бывшим коллегам.
Чжу Мэй уехала по делам, и в офисе остались лишь молодые сотрудницы. Все они, очевидно, были моложе Канако. Разговаривали они между собой по‑китайски, и она не понимала ни слова. Когда девушки бросали на неё взгляды и тихо смеялись, Канако невольно начинала сомневаться, не сделала ли чего‑то странного, но лица у них были доброжелательные, и чувства отчуждения она не испытывала.
Одна из них, запинаясь, обратилась к ней по‑японски:
— Сираи‑сан, вы в какой парикмахерской стрижётесь?
Канако удивилась:
— Уже больше пяти лет хожу в салон на Омотэсандо.
— На Омотэсандо? — глаза девушки засияли. — Возьмёте нас с собой в следующий раз?
— Почему бы и нет.
Когда Канако кивнула, девушки радостно вскрикнули.
— Что случилось? — спросила она. — Почему такая радость?
— Мы всегда стрижёмся у китаянки неподалёку, — объяснила одна. — Она уже в возрасте и стрижёт не очень хорошо. Мы давно хотели попасть в японский салон, но сами боимся туда зайти. А на Омотэсандо, наверное, мастера отличные.
— Думаю, да, — улыбнулась Канако.
Теперь она поняла, для китаянок поход в японскую парикмахерскую, тоже своего рода испытание. Ещё один штрих к пониманию их мира.
— А дорого там? — не унималась девушка.
— Нет, не особенно. Окраска и стрижка, девять тысяч восемьсот йен, только стрижка, пять тысяч.
— Это дорого! — воскликнули они, сопровождая слова выразительными жестами.
— Тогда могу поискать вам место подешевле.
— Не нужно. Мы пойдём туда же, куда и вы. В это воскресенье. Нужно записываться?
— Да, нужно. Могу сделать запись за вас.
— Пожалуйста. И отведите нас туда.
Так, не успев опомниться, Канако пообещала присмотреть за тремя из них. Их настойчивость поражала, но в то же время было приятно, что к ней тянутся. Наверное, Наоми тоже так постепенно вошла в жизнь Чайна‑тауна.
Она подумала, что всё же лучше быть здесь, чем сидеть дома.
Во время обеда, когда Канако ела купленный неподалёку китайский бэнто, зазвонил телефон. На экране высветилось имя Ёко. Желудок тут же сжался, ничего хорошего ждать не приходилось.
— Сестра, ты узнала в управляющей компании? — без приветствия спросила Ёко. Едва сутки прошли, а она уже торопит. Какая же настойчивая женщина!
— Нет, ещё нет. Сегодня первый рабочий день, я рано вышла из дома, — оправдалась Канако.
— Тогда, пожалуйста, позвони сейчас. Мы уже всё обсудили, нужно официально подать запрос, чтобы вопрос вынесли на совет жильцов. И скажи, если сомневаются в нашей личности как арендаторов, мы готовы пригласить полицейского для присутствия при просмотре.
— Полицейского? — переспросила Канако.
— Да. У детективного агентства, которое я наняла, консультантом работает бывший офицер полиции. Он может попросить знакомых из районного отделения Сэйдзё прийти. Мир держится на связях, знаешь ли.
От слова «полиция» Канако покрылась мурашками. Она не представляла, как выкрутиться.
— Позвони, ладно?
— Хорошо, — пришлось согласиться.
— Тогда я свяжусь завтра. Извини, что надоедаю.
— Ничего…
Когда связь оборвалась, Канако затрясло. Аппетит исчез мгновенно. Она закрыла крышку бэнто и сделала глоток чая. Полиция… Она ведь думала, что после подачи заявления о розыске вопрос исчерпан. А теперь всё снова возвращалось.
Каждый день, словно хождение по канату. Сможет ли она выбраться из этого? Но нет, отступать нельзя. Она освободилась от жизни, полной страха перед домашним насилием, и это стоило любой цены.
Не в силах сидеть спокойно, Канако позвонила Наоми. Та тоже была на обеде и сразу ответила. Выслушав рассказ, Наоми немного помолчала, потом сказала:
— Придётся соврать. Скажи, что звонила в управляющую компанию, но тебе отказали, без официального запроса от полиции жильцам записи не показывают.
— Но ведь моя золовка говорит, что готова пригласить полицейского.
— Всё равно это не официальный запрос, а инициатива жильца. Так что по правилам нельзя.
— А если они проверят?
— Вряд ли. Им ведь нужно лишь узнать, когда и как выглядел Тацуро, когда выходил из дома. Не думаю, что они будут упорствовать.
— Наверное…
— На всякий случай можешь действительно позвонить в компанию и подать заявку, но мягко, с оговоркой: если нельзя, ничего страшного. Тогда тебе ответят отказом, и это уже не будет ложью.
— Хотелось бы, чтобы родня наконец успокоилась.
— Пока не рухнет алиби с вылетом из аэропорта Нарита, тебе нечего бояться. Их интересует, почему Тацуро присвоил деньги клиента и почему сбежал именно в Шанхай. Но ведь этого никто не узнает. Скоро они упрутся в стену и оставят всё. Потерпи немного, Канако, всё закончится.
— Да, понимаю.
— А летом поедем в Европу, как и мечтали. Я уже начну планировать.
— Обязательно поедем.
После разговора Канако почувствовала, как напряжение немного спало. Она посмотрела на недоеденный обед и решила доесть.
Даже если семья наняла детективов, они ничего не найдут. Ни в связях, ни в работе Тацуро не было зацепок. Нужно просто держаться спокойно. Только она и Наоми знают, что он лежит в земле, в горах.
Вдруг в животе что‑то болезненно дёрнулось. Неужели снова тошнота? Не успев подумать, Канако зажала рот и вскочила. Не обращая внимания на удивлённые взгляды девушек, бросилась в туалет. В тесной кабинке, пропитанной запахом дезинфекции, её вырвало всем, что она только что съела.
Может быть… Она вспомнила, что месячные запаздывают. Обычно не придавала этому значения, но теперь задержка была слишком долгой. И ведь был случай, когда на лице ещё не сошли синяки, а противозачаточные таблетки закончились, пьяный Тацуро вернулся домой и силой заставил её. Это было около месяца назад. Что теперь делать? Придётся провериться.
Смыв следы, Канако опустила крышку унитаза и села. «Сколько же проблем навалилось… Какая же жалкая жизнь», — подумала она. Когда всё пошло наперекосяк? Ведь раньше было хорошо. По крайней мере до свадьбы с Тацуро. Да, виноват он. Он разрушил её судьбу. И потому исчезнуть ему было справедливо. Ни капли сожаления.
Они познакомились на вечеринке, устроенной коллегами. Первое впечатление было безупречным, выпускник престижного университета, сотрудник городского банка. Уже через неделю он пригласил её на свидание, и отношения завязались естественно. Тацуро был настойчив в любви, писал нежные письма, дарил мелочи. Канако чувствовала, этот человек хочет жениться на ней. Она была в том возрасте, когда мысль о браке становилась навязчивой, и решила, что это, возможно, её единственный шанс. Обычное желание обычной женщины и самая страшная ловушка её жизни.
Она вздохнула, сидя всё там же. «Надо решать всё по порядку. Потерпеть ещё немного», — сказала себе Канако.
После работы она зашла в ближайший магазин и купила грейпфрут, тело будто само требовало кислого. Спускаясь по лестнице, слышала со всех сторон китайскую речь. На мгновение потеряла ощущение, где находится. Эта оторванность от реальности была для неё спасением.
В тот же день Канако позвонила в управляющую компанию. Она спокойно изложила просьбу, упомянула, что при необходимости может присутствовать полицейский, но добавила, что не хочет доставлять неудобства жильцам и совету. Как и ожидалось, собеседник предпочёл избежать хлопот и ответил вежливым отказом: «Просим понять, что по правилам мы не можем показывать записи жильцам». Канако облегчённо выдохнула.
Не откладывая, она позвонила Ёко и сообщила результат.
— Сестра, ты правда просила настойчиво? — недовольно спросила та.
— Конечно. Сказала, что готовы пригласить полицейского, но всё равно не разрешили. Ведь мы арендаторы, не собственники, и в управлении нас считают просто жильцами, — объяснила Канако.
На том конце провода послышался вздох.
— Придётся искать другой путь… Может, камеры на станции? Хотя нет, железная дорога не выдаст записи обычным людям.
— Думаю, это невозможно.
— Значит, без участия полиции ничего не собрать.
— Похоже на то. Жаль.
«Пусть бы уже сдались», — мысленно молила Канако.
— Ладно, я ещё позвоню, — сказала Ёко и повесила трубку.
Канако не знала, закончится ли всё на этом, но хотя бы сегодня буря миновала.
Что до другой тревоги, она купила в аптеке тест на беременность, но пользоваться им пока не решилась, нужно было время, чтобы собраться с духом. Если окажется, что она действительно беременна, придётся сделать аборт, но даже представить это она не могла. Мысли её были переполнены, и единственным утешением оставалось течение времени.
