В её понимании «старость» начиналась с двадцати? Среди призрачных воинов и в пятьдесят лет не редкость было обзавестись семьёй. Двадцатипятилетний Лу Цяньцяо, которому в скором времени должно было исполниться двадцать шесть, почувствовал себя оскорблённым, словно юная красавица-жена ткнула ему в нос и крикнула «Ты уже дряхлый старикан!»
Решив доказать обратное, он протянул сильные юные руки к её гибкому телу, сжёгшемуся в его объятиях. Он гладил и прижимал её к себе, сердце его билось горячо и стремительно, и он наклонился, чтобы подарить ей поцелуй, полный молодой страсти и силы.
Губы коснулись не нежной кожи, а холодной шероховатой поверхности. Он отпрянул и, всмотревшись, увидел, как Синь Мэй лукаво улыбалась и держала между ними давно забытое Зеркало Единого Сердца. Неужели она всё это время прятала его в постели?
— Давай-ка сначала развеем моё сомнение, — сказала она, поднимая зеркало.
Ещё в заставе Чангэн оно не отразило нужного видения, и с тех пор она не могла успокоиться. Теперь, дождавшись его возвращения, Синь Мэй решила непременно испытать зеркало вновь.
Грубоватая поверхность долго оставалась безмолвной. Синь Мэй раздражённо хлопнула его ладонью:
— Сломалось, что ли?
«Не так поспешно!» — словно простонало зеркало. И вскоре по нему побежали волны, на сером круге засверкали огоньки, похожие на рой светлячков.
Синь Мэй воскликнула от радости:
— Ага! Появилось!
Почему-то огоньки не складывались в привычное отражение их двоих в объятиях. Они лишь кружились, не собираясь в цельный образ. Она затаила дыхание и ждала. Вдруг зеркало почернело, и в нём возник только её собственный облик: глаза сомкнуты, лицо спокойно, будто она крепко спит.
Её руки в отражении были окутаны клубящейся чёрной тучей, точнее — всё тело оказалось сдавлено мрачным облаком. Оно имело форму человека, а в самой его гуще сверкали два кроваво-красных глаза. Картина была столь пугающей, что мороз пробегал по коже.
Синь Мэй потрясённо перевела взгляд с зеркала на Лу Цяньцяо. Он же оставался спокойным и сказал тихо:
— Не бойся. Я уже не вполне обычный человек. Потому зеркало и не отражает. Это естественно.
Необычный?
Она коснулась его лица. Под пальцами — живая тёплая кожа, ровное дыхание, прядь волос на лбу, которую она легко раздвинула. Ничего необычного. Обычный мужчина, разве что молчаливый и суровый.
— Иди сюда, — она решительно отшвырнула зеркало под кровать, обняла его голову и прижала к себе. — Спи. А вечером я приготовлю тебе суп с утиной кровью.
Он закрыл глаза и утонул в её благоуханье, не желая возвращаться в реальность.
На полу мелькнуло отражение. В зеркале Синь Мэй улыбалась, а глаза кровавого туманного призрака медленно сомкнулись, и видение растаяло, как сон.
Им обоим уже давно не требовалось подтверждений от Зеркала Единого Сердца. Сколько же времени она теряла зря раньше, мучаясь из-за этой нелепицы!
— Завтра продадим эту дрянь… — пробормотала Синь Мэй сонным голосом. — Может, за неё дадут пару лян серебра.
На холодном полу зеркало горько «плакало».
В мае, когда зацвели душистые кусты сирени, Лу Цяньцяо впервые за долгое время смог немного отвлечься от бесконечных забот. Ему не пришлось в те дни мотаться по кланам, составляя планы по отлову лис, чьи логова прятались, словно три норы у хитрого зайца.
В нескольких десятках ли от усыпальницы, в одном из городков, генерал сидел в лавке драгоценностей, задумчиво перебирая перед собой коробку с браслетами.
Золотой, изящный, с выгнутыми дужками… Подойдёт ли он к её белоснежному запястью? Нет, золото слишком броское, слишком простовато.
Тёплый и гладкий белый нефрит казался достойным, но в толще камня таилась крохотная тёмная прожилка. Такой изъян — и дарить ей? Немыслимо.
А вот браслет, украшенный жемчужинами, смотрелся прелестно, однако Синь Мэй слишком подвижна. Стоит зацепиться, жемчужина отскочит, и она будет расстраиваться целыми днями.
Генерал мучительно колебался, а хозяин лавки лишь мрачнел.
Через несколько дней, третьего числа пятого месяца, Синь Мэй исполнялось семнадцать лет. Сам он бывал дома редко и недолго, и потому решил послушать совет Ли Яня преподнести ей подарок. Ли Янь говорил, что ей бы больше понравилась кукла, но времени мастерить у него не было, да и что за дешёвая игрушка вместо серьёзного дара?
Полчаса Лу Цяньцяо рассматривал браслеты и наконец покачал головой:
— Нет, браслеты не подходят. Покажи-ка мне заколки для волос.
Хозяин едва не прослезился. С утра этот гость мучил его то серьгами, то ожерельями, то перстнями, и всё оставалось «недостаточным». Если бы не его глаза — один кроваво-красный, второй чёрный, — он давно бы велел слугам вытолкать этого придирчивого покупателя за дверь.
Вынесли две шкатулки. В них лежали новейшие украшения: филигранные, с перьями зимородка, с эмалью и тонкой чеканкой.
Лу Цяньцяо лишь скользнул взглядом и вдруг остановился. Его пальцы осторожно подняли одну заколку из прозрачного аметиста. Камень сиял чистым светом, без малейшей трещинки или примеси. Оправка была столь тонкой работы, что и говорить не стоило.
Верно! В прошлый приезд он видел, как Синь Мэй шила себе новое платье нежно-сиреневого цвета. Эта заколка подойдёт идеально, и ей непременно понравится.
Он уже полез за кошельком, когда снаружи его конь Лэ Юньхуа пронзительно заржал. В следующее мгновение в лавку ворвался Ли Минь, и тревога на его лице сменилась облегчением, едва он увидел хозяина.
— Господин! — вскричал он, собираясь продолжить, но взгляд его скользнул к лавочнику. Тот при виде двух кроваво-красных глаз Ли Миня взвизгнул и, спотыкаясь, ускакал в заднюю комнату, боясь даже выглянуть обратно.
— Что стряслось? — спокойно спросил Лу Цяньцяо.
Он бросил на стол две серебряные монеты, аккуратно завернул аметистовую заколку и спрятал её за пазуху.
Ли Минь перевёл дыхание и произнёс:
— Это госпожа! Она… кажется, скоро проснётся!
