В ту ночь луна скрылась за тучами, ветер рвался в окна, и тишина стояла такая, что сердце замирало.
Синь Мэй зажгла масляную лампу и с величайшей серьёзностью развернула узелок, который некогда вручил ей Синь Сюн. В душе её было горячее, почти благоговейное стремление постичь сокровенные тайны супружеского сожительства.
Внутри оказались четыре ветхие книги. На обложке первой крупными и дерзкими иероглифами значилось: «Пособие, коим обязана владеть каждая молодая супруга: Весенние волны, вновь пробуждённые». Перелистав первые страницы, Синь Мэй быстро устала от тесно сбитых, мелких до неразличимости знаков и, махнув рукой, отложила книгу в сторону.
Вторая книга — «Искусство властвовать мужем» — оказалась столь же многословной и тяжеловесной.
Третья — «История дворцовых утех спустя двадцать лет: двадцать четыре позы, изложенные рукой самой императрицы Сяньхуэй» — была написана куда проще. Текста почти не было, зато грубые рисунки занимали полстраницы. На них, едва различимых, угадывались мужчина и женщина, и смущённая Синь Мэй решила, что, возможно, они дерутся.
Четвёртый том оказался самым толстым. Твёрдая обложка из бледно-розовой бумаги была припорошена золотистой пылью и перевязана красным шёлком. Несмотря на древность, от книги исходил тонкий аромат: тёплый, но не распутный, чистый, но не холодный. Явно драгоценная вещь, несоизмеримая с прочими.
Развязав шёлк, она увидела надпись в старинном стиле: «Сборник прелестей орхидей и мускуса, сочинение господина Ци».
На первой же странице красовалась изысканная картина: красавица у окна, лёгким движением приподнявшая рукав белоснежной руки; взгляд её был мягок и исполнен весенней томности, а пояс уже наполовину развязан. Рядом изящными чернилами значились строки древнего поэта Цзи Юэ: «Как нам встретиться вновь? Лишь погасив свечи, сниму с тебя одежды».
Женский образ был столь утончённым, что казалось, ещё миг — и она сойдёт со страниц. Подпись к картине сияла чистотой и грацией, не уступая почерку лучших каллиграфов современности.
Синь Мэй зачарованно перелистнула страницу. Там та же красавица уже обнимала мужчину, чуть приоткрыв алые уста. На следующей её одежды сползли, обнажив нежную кожу. А потом…
Лампа дрогнула от ночного сквозняка. Синь Мэй, молча просмотрев последнюю картину, столь же молча закрыла книгу, затем умывалась, задула огонёк и забралась под одеяло.
Спустя долгое время из-под одеяла донёсся глухой, отчаянный вопль.
Неужели… неужели она когда-то позволила себе с Лу Цяньцяо нечто постыдное? Нет, быть того не может… должно быть, нет…
Она, закутавшись в одеяло, каталась по кровати и мечтала превратиться в мягкий комочек ваты, что можно спрятать навеки.
Вдруг послышался тихий стук в окно. Синь Мэй осторожно высунулась:
— Кто там?
В щель просунулась бумага, которая плавно упала на пол. Синь Мэй вскочила, распахнула окно и увидела знакомого маленького демона, парящего в воздухе. Он почтительно поклонился и тут же улетел.
Кажется, этот дух был из императорской усыпальницы.
Разорвав конверт, Синь Мэй увидела лишь одну строку, написанную твёрдым почерком:
«Пятнадцатого августа встреча в Синь Се Чжуане».
— Цяо —
Лу Цяньцяо хочет приехать в пятнадцатый день восьмого месяца?!
Лист выскользнул из её пальцев. Синь Мэй схватилась за голову и онемела.
«Не хочу встречаться! Точнее… не хочу так скоро… Вернее…»
Она судорожно вздохнула. Ей было необходимо время, огромное, безмерное время, чтобы подготовиться!
Взгляд упал на книги, оставленные на столе. Она вскрикнула, бросилась к ним, схватила и стала лихорадочно искать надёжное место, чтобы спрятать. Этого Лу Цяньцяо ни в коем случае не должен увидеть!
Под кроватью? Нет! Слишком банально, слишком очевидно!
В шкафу? Тоже нет, вдруг во время переодевания книга выпадет наружу.
Она вдруг заметила на туалетном столике покрывшуюся пылью коробку для драгоценностей. Глаза её озарились, и Синь Мэй, не раздумывая, вытряхнула из неё горсть давно не носимых украшений, затем уложила внутрь те самые книги, прикрыла сверху украшениями и захлопнула крышку. Вот так идеально.
Закрыв окно, она вернулась в постель, старательно внушая себе: «Я ничего не видела», повторяя это про себя тысячу раз, и в сумятице мыслей погрузилась в сон.
Ночь принесла ей смутные и тревожные сны.
