Будто громом поражённый, только что обезумевший от ярости и готовый убить Янь Чаошэн в этот миг поспешно отпустил Лю Шуан.
Её губы, растёртые им, налились алым, а глаза, словно умеющие говорить, широко раскрытые и безотрывно устремлённые на него, казались ещё более выразительными.
У Янь Чаошэна закружилась голова.
Ну что ж, теперь в объяснениях не было смысла. Он уже переступил через слова и сделал то, что яснее любых признаний. Отрицать больше было нечего.
А в это время второй принц, лежавший на земле, готов был лопнуть от злости.
— Янь Чаошэн, да ты с ума сошёл!
Но ни Лю Шуан, ни сам Янь Чаошэн даже не удостоили его ответом. Янь Чаошэн попросту ничего не слышал, а всё внимание девушки было приковано к нему.
Она заметила, как его холодное, суровое выражение лица постепенно застывало, превращаясь в неподвижную маску. На бледных щеках не отражалось никаких эмоций, но открытая под воротом кожа шеи залилась таким густым румянцем, что скрыть его было невозможно.
Эта реакция рассеяла её смущение и удивление, вызванные случившимся, и она невольно улыбнулась. Значит, её ощущение было верным, и вовсе не показалось, будто она сама себе что-то придумала. Всё это оказалось нелепым, но до того смешным, что даже жгучая боль на губах не могла испортить её весёлого настроения.
И пусть Янь Чаошэн молчал, Лю Шуан понимала, что он сейчас смущён до предела и почти сломлен этой неловкостью.
Чем шире она улыбалась, тем ярче алел его затылок и шея. В конце концов, не выдержав, он прикрыл её губы ладонью, положив конец этой сцене.
Впервые Лю Шуан видела, как Янь Чаошэн фактически бежит прочь, спасаясь бегством.
Второй принц, получивший побои ни за что уже во второй раз, был настолько разъярён, что, казалось, его гнев вознесёт сразу двух Будд. Нарушив правила секты, Янь Чаошэн вновь оказался под угрозой наказания, куда более сурового, чем простое мытьё мечей.
На сей раз ему вынесли тридцать ударов божественным кнутом.
Юношеское тело было рассечено и залито кровью, но даже после такой порки он обязан был стоять на коленях у подножия водопада. И всё это время он упорно отказывался объяснять причину, по которой избил второго принца.
Лю Шуан принесла ему целебное снадобье. Янь Чаошэн стоял на коленях неподвижно, словно статуя, спина выпрямлена до предела. Его взгляд был устремлён куда-то сквозь водопад, и никто не мог догадаться, о чём он думает в эти мгновения.
Всё в нём говорило об отсутствии раскаяния. Мысли блуждали, взгляд был рассеян.
Его спина была покрыта кровью, и у Лю Шуан сжалось сердце от жалости, тогда как Янь Чаошэн, казалось, вовсе не замечал этого. Завидев её, он лишь крепче сжал губы, а в его глазах отразилось напряжение.
Янь Чаошэн не боялся божественного кнута. Тридцать ударов, пятьдесят, даже сотню он мог вынести.
Его пугала не боль, а реакция Лю Шуан. Он боялся увидеть в её глазах досаду за то, что он вмешался в её дела, и ещё больше… её возможный отказ.
Лю Шуан села напротив, скрестив ноги. Она молчала. Лишь журчал поток, и птицы взмывали на ветви.
Она перекатила между пальцев пилюлю и поднесла к его губам:
— Открой рот.
Он послушно подчинился и проглотил, даже не спросив, что это было. Девушка вздохнула:
— Больно?
Он покачал головой. Нисколько.
— В прошлый раз ты ударил его тоже из-за меня? — спросила она.
Юноша долго молчал, опустив ресницы, и этим безмолвно всё подтвердил. Глаза Лю Шуан засветились, и она вновь поднесла к его губам нечто, похожее на сладкую пилюлю.
— Ещё раз открой рот.
Щёки Янь Чаошэна полыхнули жаром. С детства привыкший к суровости и жёсткости, даже в семье своих приёмных наставников, он никогда не знал подобной мягкости.
От её заботы сердце словно плавилось. Она знала о его чувствах, но не отвергла. Напротив, похоже, она даже питала к нему симпатию.
Юноша смотрел на неё пристально с горячим блеском в глазах, и теперь уже сама девушка смутилась под его взглядом.
Лицо её заалело, она указала на его ухо:
— Ты слышишь мой голос?
