Цзун Ин сразу поняла, что он имеет в виду январские бои 1932 года, так называемое «1·28 сражение»1. Сравнение было верное: волна беглецов теперь шире, и грядущая война, несомненно, окажется кровавее прежней.
В его голосе всё же звучало беспечное утешение, потому что он тут же добавил:
— Хотя в нашей французской концессии2, полагаю, всё равно не станут воевать.
— Господин Е, всё же лучше иметь запасной план, — мягко заметила Цзун Ин.
Тот развёл руками:
— А какой может быть план? В деревне дома у меня уже нет, а уехать из Шанхая в другое место я не в состоянии — средств не хватит. Так что придётся оставаться здесь.
Дальше разговор вести не было смысла. Цзун Ин лишь бросила взгляд на пустой ящик для молока и вышла.
В доме Шэн Цинжана, кроме половины мешка риса, почти ничего не оставалось. Нужно было запастись хотя бы простыми продуктами.
Почти все лавки на пути оказались заперты, ставни наглухо закрыты. По улицам тянулись люди с узлами и чемоданами, остановившиеся среди дороги, с потерянными глазами, будто не знали, где теперь искать пристанище.
Наконец Цзун Ин наткнулась на европейскую кондитерскую. Шторы на витрине были опущены почти до пола, полупустые прилавки выглядели уныло, дверь оказалась запертой. Она нажала на звонок. Заглянувший в окно иностранец-продавец с опаской подошёл и впустил её, после чего тут же запер дверь снова. Его неуверенный китайский прозвучал глухо:
— Девушка, что вы хотите купить?
В помещении пахло маслом и эссенциями, но аромат был тяжёлым, как вчерашний, без свежести.
Цзун Ин посмотрела в стеклянную витрину. Ни одно пирожное не вызывало желания.
— Разве нет ничего свежего, только что из печи?
— Извините, — поклонился продавец, — сегодня печь не включали.
Она перевела взгляд на корзину с багетами:
— Тогда заверните все батоны.
Он достал бумажный пакет, сложил туда остатки и, получив деньги, протянул ей хлеб вместе со сдачей. Прежде чем отпустить её, он тихо сказал:
— Девушка, по дороге будьте осторожны.
Цзун Ин взглянула в окно и заметила, как несколько оборванцев наблюдают за дверью, будто вынюхивая добычу. Она вышла как раз в тот момент, когда мимо проходили два полицейских, и, не мешкая, пошла следом, пока не добралась обратно до дома №699.
У входа госпожи уже не было. Видимо, родственники из Чжабэя успели разместиться у неё. Господин Е по-прежнему хлопотал возле конторы. Завидев Цзун Ин, он сказал:
— Газета пришла, а молока всё нет!
Она взяла газету, а он добавил вполголоса:
— Говорят, молочника прямо по дороге ограбили. Правда это или нет — не знаю.
Цзун Ин не стала ничего отвечать. Сжав под мышкой багеты и газету, она поднялась наверх.
К этому времени Шэн Цинжан уже пришёл в себя. Он сел, сперва удивился, что находится дома, затем заметил незапертую дверь, а после понял, что на нём чужое одеяло и одежда вовсе не его.
Жар только начал спадать. Голова оставалась тяжёлой, движения — замедленными. В этот момент раздались шаги. Цзун Ин вернулась.
Она положила газету на стол, отнесла багеты на кухню, допила воду из стакана и, чиркнув спичкой, снова зажгла газ под кастрюлей с рисовой кашей. Движения её были уверенными и спокойными, словно всё происходило так, как и должно быть.
Шэн на миг растерялся, пытаясь собрать в памяти вчерашний вечер. Дождь, усталость, шаги, ведущие к дому №699. Дальше воспоминания обрывались.
Цзун Ин поставила перед ним кружку с тёплой водой и сказала:
— Господин Шэн, прошлой ночью у вас был сильный жар.
Она опустилась в кресло напротив. Он поднял на неё глаза и переплёл пальцы. Одеяло соскользнуло с плеч.
Торопливо поправив его, он увидел свои обнажённые ступни: ни ботинок, ни носков.
Хотел спросить, но Цзун Ин первой произнесла прямо, с откровенной простотой:
— Простите, ваша одежда осталась у меня, вечером я её вам верну.
Смутное воспоминание о том, что он был без сознания, сразу заставило воображение дорисовать картину. Неловкость накатила внезапной волной, в ушах запульсировало жаром.
Горло перехватило, мышцы напряглись, но лицо он удержал в приличном выражении. Мужчина сам себя убеждал: «Для врача пола не существует. Госпожа Цзун — доктор, для неё уход за больным столь же обыкновенен, как перевязка или назначение лекарства».
Эта мысль постепенно остудила пламя смущения. Тут Цзун Ин поднялась, совершенно естественно наклонилась к нему, коснулась лба ладонью и нахмурилась:
— Температура ещё держится. Жаль, что у меня нет лекарства. Пейте больше воды и попытайтесь снова уснуть.
Шэн отстранился, плечи его напряглись, но в этот миг зашипела каша. Цзун Ин вернулась к плите, погасила огонь и тем самым подарила ему передышку.
Не успел он расслабиться, как по комнате вдруг разнёсся резкий звонок.
Цзун Ин даже не подумала подойти, а только посмотрела, как Шэн, шатаясь, поднялся с дивана. Он выпрямился, медленно подошёл к телефону, снял трубку и произнёс ровным голосом:
— Я понял. Хорошо. Сегодня приду.
Он повесил трубку, некоторое время постоял неподвижно, а затем направился в спальню.
Когда он вышел, уже переодетый, на пороге стояла Цзун Ин. Она подняла голову:
— Господин Шэн, вы собираетесь уходить?
— Да. У меня есть важное дело, я должен выйти, — ответил он. Но лицо его было бледным, силы оставляли его, и он едва заметно опирался на стену. По такому состоянию было ясно, что он не выдержит дороги и не справится даже с «важным делом».
Цзун Ин хотела удержать его словами, предостеречь от опасности, но язык словно не повиновался.
Шэн обошёл её, шаги его были неуверенными. В этот миг она резко шагнула вперёд и крепко схватила его за руку сзади.
- «1·28 сражение» — так называемое «сражение 28 января» 1932 года между войсками Китая и Японии в Шанхае. ↩︎
- Французская концессия (上海法租界, Shànghǎi Fǎzūjiè) существовала с 1849 года до 1943 года, когда она официально вернулась под контроль китайского правительства. В 1930-е годы это была одна из самых престижных и относительно спокойных частей Шанхая, где располагались виллы, банки, клубы, редакции газет и многочисленные иностранные миссии. ↩︎
