Когда Цзун Ин выскочила вниз, её встретила лишь сплошная стена дождя.
Сирены скорой протянули протяжный вой, машина скрылась в дверях приёмного отделения, и шум голосов вместе с топотом ног растворился в потоке ночи, сливаясь с дождём.
В поле зрения не оказалось ни одного мужчины в белой рубашке с чёрным складным зонтом. Она пробежала эти тридцать семь секунд, а его уже и след простыл. На миг Цзун Ин даже подумала, что ей померещилось.
Дорога намокла мгновенно, колёса проезжавших машин выбивали высокие брызги. Летний зной уступил натиску ночного ливня, и в холл хлынуло тяжёлое, влажное, но всё же свежее дыхание прохлады.
Она отступила на несколько шагов, затем повернулась и опустилась на скамью у входа, стараясь выровнять дыхание.
Скорая умолкла, и только дождь бил с прежней силой. В потоках влаги ощущалось обновление, словно внутренний застойный воздух уступал место свободному.
Ряд ламп вдруг погас, и зал полутёмного первого этажа опустел почти полностью. Цзун Ин вытянула ноги и прикрыла глаза. Её дыхание постепенно стало спокойным.
Казалось, будто она поднималась по лестнице, а может, шла по облакам. Девушка ступала мягко, неуверенно, но всё же без падений, пока вдруг не оступилась и не рухнула вниз, вывалившись из сна. Сердце вместе с телом провалилось в пустоту.
Она распахнула глаза, охваченная внезапным сердцебиением, и в тот же миг чья-то ладонь коснулась плеча.
— Почему сидишь здесь? — спросил Шэн Цюши, вернувшийся с консилиума.
— Вышла покурить… и случайно задремала, — ответила она, подобрав первое попавшееся оправдание и упершись руками в лоб.
— Здесь легко простыть, не хватало ещё насморка, — сказал он, убрав руки в карманы белого халата. Мужчина бросил взгляд на улицу, где дождь почти иссяк, и добавил: — Когда стихнет совсем, езжай домой спать. А пока вернись наверх, посиди немного.
Цзун Ин не двинулась, но он не торопил. Он ждал рядом, пока она сама согласится подняться.
— Твоя тётя говорит резко, но у неё всегда так. Не принимай близко к сердцу, — мягко добавил он, словно подыскивая слова поддержки.
— Понимаю, — коротко отозвалась она.
Они поднялись вместе. В лифте Шэн Цюши спросил, удалось ли ей отдохнуть днём. Она, прислонившись к стенке кабины, честно ответила:
— Дежурство, наготове.
Когда двери разъехались, он взглянул на неё и впервые подумал, что перед ним не женщина, а отлаженный механизм, государственная машина в форме.
В ординаторской всё оставалось по-прежнему: тётя и мать Цзун Юя сидели внутри. Та, что была матерью, выглядела спокойнее, но глаза её всё ещё наливались красным. Увидев Цзун Ин, она приглушённым носовым голосом пробормотала:
— Цзун Ин… спасибо тебе.
Та не успела ответить. Тётя заговорила первой.
— Ты так внезапно выскочила, я испугалась! — пробормотала она, словно в укор, словно сама себе. — С детства у тебя привычка делать всё без предупреждения.
Шэн Цюши незаметно подал знак глазами и указал на свободный стул у письменного стола. Цзун Ин пересела туда, а он придвинул стул напротив и обратился к родственницам:
— Похоже, авария достаточно серьёзная. В приёмное отделение уже приходили журналисты. Удалось ли связаться с отцом Цзун Юя?
— Он в командировке за границей, как же ему вернуться сразу? — тётя нахмурилась, в её голосе звучала и тревога, и раздражение. — Эти репортёры бездельники, лишь бы нагнетать. Ещё неизвестно, отразится ли это на компании.
Родственницы продолжали перешёптываться, но Цзун Ин не вникала. Она задела локтем мышь, экран включился. Перед ней открылся PACS — система для просмотра медицинских изображений. Доступ был открыт, в окне уже высвечивались результаты обследования мозга Цзун Юя.
Двенадцать снимков, три на четыре. Она изучила их один за другим и почти с уверенностью решила, что, к счастью, серьёзного повреждения не оказалось.
Снаружи дождь постепенно стихал. Цзун Ин прикрыла глаза, отгородилась от приглушённых голосов в палате и вдруг ясно различила тихий ход кварцевых часов. Ровный, назойливый, словно гул иглы по шкале.
Сердце билось всё быстрее, подгоняемое этим размеренным тиканьем. Сгорбленная спина затрудняла дыхание и невольно возвращала её в память, к тому мгновению вчерашнего утра, когда её закатили в гулкий тоннель томографа: замкнутое пространство, вязкая духота, ощущение удушья.
Она тяжело выдохнула, резко распахнула глаза и, будто сама рука повела, вновь нажала на мышь, вызвав экран поиска.
Шэн Цюши заметил движение и повернул голову:
— Что ты там открываешь?
Цзун Ин ввела номер истории болезни и без труда нашла собственные результаты обследования.
— Сапёр, — усмехнулась она, не поднимая взгляда.
На экране вспыхнули серо-белые снимки. Они были сырыми, не помеченными маркерами, без фильтров и подсветки. Именно в них был спрятан приговор. Опытный врач способен вынести диагноз и по такому.
Минут через десять её взгляд, сосредоточенный на снимках, постепенно потускнел. Шея медленно откинулась назад, плечи обвисли. Вздох вышел глухой и вязкий, и она бессильно откинулась в кресло, после чего переплела пальцы.
В этом душном летнем кабинете холод подкрадывался снизу вверх, словно плёлся по полу и обвивал её ноги. Внезапно всё стихло: и голоса, и тиканье, и сама комната будто застыла.
И тут в дверях разразился шум. Влетели трое, размахивая диктофонами и камерами, требуя интервью. Тётя и мать Цзун Юя опешили, а Шэн Цюши вскочил и резко сказал:
— Здесь лечебный кабинет. Интервью запрещены. Вон отсюда!
Человек с диктофоном даже не представился. Он сразу набросился на мать Цзун Юя:
— Скажите, вы родственница погибшего?
— Что значит «погибшего»? — тётя сорвалась и толкнула его в грудь. — Кто у вас погиб?!
Однако репортёр не обращал на неё внимания и продолжал давить на мать:
— Вы — сестра Син Сюэи? Почему он вывел племянника ночью из дома? Вы знали об этом заранее?
Слова кололи и вонзались в душу с жестокой холодностью.
