В тот вечер Лайн Франко вошёл в замок, держа над головой пёстрый бумажный вертушек, и сразу стал самым заметным среди всей прислуги.
Вертушек был огромен — больше его лица, — и сиял ослепительными красками: алой, жёлтой, синей, зелёной и белой. Каждая из них была чиста и ярка, а в отблесках факелов переливалась живым светом.
Стоило мальчику побежать, как бумажные лопасти закружились с весёлым шелестом, и чем быстрее он мчался, тем стремительнее вращался вертушек, пока не начинал издавать звонкий, почти птичий крик.
— Лайн! Дай мне поиграть! Я поменяю на куриную ножку!
— Хорошо!
— О‑о‑о‑о! Ху‑ла‑ла‑ла‑ла‑ла!
Схватив игрушку, мальчишка вихрем умчался прочь, оставив за собой визг и смех.
Позади остались завистливые взгляды и нетерпеливые руки.
— Лайн! Дай и мне! Вот тебе колбаска!
— Ладно!
Первый ребёнок вернулся, и вертушек тут же перекочевал к другому.
Пёстрая тень пронеслась по залу, и уже третий мальчик протянул угощение:
— Лайн! Можно мне? Возьми этот кусок ветчины!
Пока всё выглядело безобидно. Но вскоре, когда игрушка переходила из рук в руки, в зале поднялась суматоха.
— Дай мне!
— Мне!
— Мне!
— Мне‑е‑е!
Лайн Франко незаметно оказался прижат к углу. Семеро или восемь ребят толкались вокруг, тянулись к вертушку, и со всех сторон к нему тянулись руки.
— Я первый!
— Нет, я!
— Я больше дал!
Послышался резкий треск — яркая бумага разорвалась на клочки.
Лайн остолбенел, глядя на обломок палочки в своей ладони, потом, осознав случившееся, закричал во всё горло:
— Мой вертушек!
Он бросился вперёд, расталкивая обидчиков. Один отлетел, за ним другой.
Дети в испуге расступились, и последний, державший в руке алый кусок бумаги, упал, ударившись головой о каменную стену.
— Ты посмел толкнуть моего брата?!
Раздался визг, и тут же маленький кулак ударил Лайна в щёку.
Голова его мотнулась в сторону, лицо обожгло болью.
— Прекратите!
Наконец подоспели взрослые. Они разняли дерущихся, расставили их вдоль стены — злых, заплаканных, с разбитыми коленками.
— Что здесь произошло? Почему драка? Кто начал?!
— Эх… не повезло мальчишке, — на следующий вечер в тихой часовне белорясый монах вздыхал, разбирая лекарства. — Ведь это у него отняли игрушку, а наказали сильнее всех. Тот, что ударил, пробежал всего пять кругов, а этот, что лишь толкнул, — десять. Разве справедливо?..
Ленни Франко тоже чувствовал досаду, но, услышав упрёк, всё же попытался оправдать родню:
— Детские драки — где там разберёшь, кто прав? Тот мальчик, что упал, сильно ушиб голову. Говорят, если бы не повезло, могло бы кончиться плохо. А Лайн отделался синяком — не страшно.
Он убеждал себя, что наказание заслужено.
Тем более оба мальчика — и тот, что упал, и тот, что ударил, — были из рода Асканов. Второго тоже заставили бегать, значит, всё честно… вроде бы.
Но уже на следующий день Лайн прибежал домой в слезах.
— Папа… они меня обижают!
— Что случилось?
— Все! Сегодня на поединках каждый по очереди бился со мной, и каждый бил сильнее предыдущего…
Он задрал рукава и штанину, показывая синяки.
— Больно…
Ленни вздохнул, достал целебное масло и стал бережно смазывать раны.
— Папа всё узнает. А пока потерпи, это хорошее средство — к утру заживёт.
Когда сын уснул, он пошёл к инструктору, отвечавшему за обучение детей, — Саймону Аскану.
— Мальчик жалуется, что его били гурьбой. Что там произошло на самом деле?
— Да что вы, — Саймон отмахнулся, — дети на тренировках не щадят друг друга. У каждого расписание: с кем и сколько раз спарринговать. Никто не дерётся лишний раз. Просто они только начали учиться фехтованию, движения неловкие, вот и попадают куда не надо. За последние дни ко мне уже несколько родителей приходили — жалуются, что их малышей побили до слёз.
Ленни вспомнил своё детство — он тоже проходил через это. Без прямых доказательств трудно обвинять кого‑то в предвзятости.
Но мальчик становился всё мрачнее, и вскоре стал умолять:
— Мне плохо, папа… больно… можно я сегодня не пойду?
— Нельзя, — Ленни потрогал лоб сына: жар был, но не сильный. — Послушайся. Все через это проходят. Будешь усерден — станешь рыцарем, займёшь достойное место в роду.
— Рыцарем? А хоть небесным рыцарем стань — что толку! — вдруг выкрикнул мальчик. Лицо его вспыхнуло, и он, словно маленький лев, закричал: — Папа, ты ведь тоже небесный рыцарь! И что, у тебя высокая должность? Всё равно Асканы меня обижают! Их все слушают, а меня — никто!
Неужели правда?
Ленни засомневался.
Он долго уговаривал сына вернуться на занятия, а сам под тем предлогом, что хочет посмотреть тренировку, пошёл следом. Один день наблюдал, потом другой.
И тогда всё увидел своими глазами.
Дети входили и выходили группами, держались вокруг нескольких отпрысков рода Асканов.
А его Лайн стоял в стороне, один.
Когда делили на команды — никто не звал его, и лишь инструктор в конце вставлял мальчика в оставшуюся группу.
За обедом он тоже сидел отдельно, сжимая миску и стараясь протиснуться к столу.
— Вот так, значит, выглядит обещанное «лучшее обращение»? — Ленни пришёл к отцу. — Мой сын изолирован, его сторонятся. Если бы он был Асканом, ему бы не пришлось через это проходить!
